Территория отсутствия

Лунина Татьяна

— Ничего, все нормально. Это случилось давно.

— Ты один ребенок в семье?

— Нет, нас двое. Сестра старше меня на четыре года.

— А у меня никого.

— И родителей нет?

— Никого.

— Плохо. Человек должен знать, что кому-то нужен. Я сам только совсем недавно понял, что с родными лучше, чем без них. Правда, если твоя родня — нормальные люди.

— Звонки прекратились?

— Да, — он отставил пустую чашку — Оля, я хочу тебе кое-что сказать.

— Слушаю.

— Во-первых, спасибо.

— За что?

— Ты помогла мне расстаться с прошлым.

— Странное заявление для историка, хоть и бывшего. Тебе так не кажется?

— Не кажется. Знаешь, почему так легко я согласился тогда с вами поехать? Из-за тебя. Ты очень похожа на женщину, которую... — он запнулся, подбирая слова, — которая много для меня значила. Когда мы впервые случайно встретились в Валькиной

студии, мне показалось, что я спятил. Улыбка, прическа, фигура, голос, имя, даже манера поправлять очки — я решил, что у меня с головой не в порядке, потому что таких совпадений не может быть. Потом мы столкнулись на презентации, помнишь? И я заметил разницу между вами, но все равно меня продолжало к тебе тянуть. Ты как будто раздваивалась: то одна выступала из тебя, то другая. Иногда у меня двоилось в глазах, но чертовски хотелось узнать, кого в тебе больше: той, что вижу я, или той, какая ты есть на самом деле.

— Узнал?

— Нет. Наверно, не хватило любознательности, а может, желания. Не знаю. Тот случай в лесу помог мне понять, что погоня за прошлым может далеко завести. Я решил вовремя остановиться и не искушать судьбу. Можно гоняться за мотыльком, но нельзя бегать с сачком за тем, что уже давно прожито. Глупо воскрешать в одном человеке другого да еще при этом наивно надеяться, что сейчас вдруг тебе откроется истина, — он усмехнулся. — Как говорил Паскаль[1], истина настолько мала, что мы почти всегда делаем промах, а если и попадаем в точку, то только размазываем ее. — Марии надоело выслушивать этого человека. Раздражали яканье, выспренность речи, способность к пустой болтовне, самолюбование, запоздалое прозрение, трусость, умение во всем себя оправдать. Может быть, для политика эти качества необходимы, но рядом с таким мужчиной у женщины от тоски сводит скулы. Не предлагая больше кофе, хозяйка принялась убирать со стола. Гость намек понял и отклеил от стула свой зад. — Я, собственно, пришел попрощаться.

— Уезжаешь?

— Да, — младший Козел явно врал, но ей это было на руку. Мария поставила в сушилку чашку донышком вверх, отвернулась от крана и улыбнулась.

— Тебе тоже спасибо. За мужество, за откровенность, за доверие.

«Цыган видит на сто метров под человеком», — любил говаривать в свое время отец. Цыганская дочка с детства зарубила себе на лбу отцовскую поговорку.

Глава 7

Мария легко спрыгнула со стремянки, плюхнулась в кресло и уставилась на оформленное тканью окно, с удовольствием разглядывая итог своей нелегкой работы. С этой шторой пришлось помучиться, но результат того стоил. Может, плюнуть на карьеру эксперта да податься в дизайнеры? Мысль неплохая, учитывая, что отделкой новой квартиры занималась сама хозяйка, а вышло не хуже, чем у любой новомодной дизайнерской фирмы. Она схватила складную лестницу, оттащила ее на балкон, неспеша, продефилировала по комнатам, наслаждаясь прикосновением пяток к гладкой поверхности покрытого матовым лаком дуба, потом отправилась в кухню, не поленилась сварить себе кофе, наполнила дымящимся душистым напитком чашку и посмотрела на часы. До Димкиного прихода оставалось двадцать минут. В духовке зажаривалась курица, в холодильнике скучали закуска и пара не заправленных майонезом салатов, в баре стояло вино, накрыть стол — пара пустяков, в крайнем случае, Елисеев поможет. Она полюбовалась темно-коричневой пенистой шапкой, с наслаждением втянула в себя крепкий кофейный дух, сделала пару глотков, откинулась на спинку обитого кожей диванчика и довольно вздохнула — в такую удачу не верилось до сих пор.

Шла первая неделя жизни на новом месте. Новоселка наслаждалась раздольем, как молодь, выпущенная из садка в реку. Здесь все казалось чрезмерным и вызывало восторг: Фрунзенская набережная в двух шагах, вид из окон, просторные комнаты, высоченные потолки, улыбчивая учтивость незнакомых пока соседей. Здесь даже лица казались другими — открытыми, доброжелательными, интеллигентными — лица потомственных москвичей, а не тех, кто приперся сюда в поисках легкой наживы. Конечно, римская квартира во многом превосходила московскую, но та была кичливой хозяйкой, а эта сразу стала подругой. Пусть шумноватой, слегка старомодной, с грузом прошедших лет, зато приветливой, яркой, светлой, способной с первой минуты знакомства одаривать теплом и уютом. Словом, римских денег, целиком потраченных на «подружкин» макияж, жалеть не приходилось. Но самое главное — тут все принадлежало только ей, Марии Корелли! Она до сих пор не могла понять, как человек, не отличавшийся ни особым умом, ни щедротой, ни благородством оказался способным на подобный поступок? Кому скажи, никто не поверит. И как отреагировали

его дети, когда у них из-под носа увели такой лакомый кусок? Сейчас родня дерется между собой за наследство, как бездомные собаки — за кость, а тут не косточку проворонили, целую тушу. Впрочем, это — забота семейства Козелов, она теперь к их делам не причастна. Маша вспомнила улыбку Тимофея Ивановича, когда был подписан последний документ.

— Очень надеюсь, Машенька, что ты так же рада, как я, — с похожей улыбкой смотрел отец, когда его дочка приносила из школы пятерки.

Хозяйка глотнула из чашки, обвела глазами уютную кухню. Именно такую всегда и хотелось: веселую, залитую солнцем, нашпигованную всевозможной технической ерундой, облегчающей быт. Допила кофе, вымыла чашку, прошла в гостиную, пристроилась в кресле, включила телевизор. По экрану бегали какие-то люди и, размахивая пистолетами, стреляли друг в друга. Опять боевик, неужели народу не осточертела подобная ерунда? Досадливо нажала на красную кнопку пульта, вперилась в принаряженное окно. Наверное, стоит подвести кое-какие итоги.

«Итак, едва приземлившись, в аэропорту наткнулась на Елисеева — безусловно, удача, комментарии тут излишни. Без посторонней помощи довольно быстро нашла работу, пусть за копейки, но главное зацепиться — с натяжкой это тоже можно назвать везением. Потом судьба подбросила старшего Козела, что оказалось не просто удачей — успехом. Переселиться с рабочей окраины в один из престижных районов, да еще на большую площадь, да еще без копейки доплаты — кто усомнится, что ей повезло, тот не жил не то, что в Москве, на планете Земля, потому как только марсианин смог бы отнестись к такому переселению равнодушно». Тут новоселка заерзала в кресле, осознав, что беззастенчиво воспользовалась стариковским порывом. Однако, чуток поерзав, решила, что совесть может заткнуться: сомневаться в здравом уме Тимофея Ивановича — значит самой становиться дурой. Кроме того, этот успех заслужен: с ее помощью стали счастливее отец и сын. Как там у Окуджавы? «Дай Господи каждому, чего у него нет». Человек не Господь. Одаривать каждого — не хватит ни сил, ни души, ни подарков, а вот поднапрячь мозговые извилины, чтобы помочь другому заполнить в себе пустоту, — приятно и вполне в человеческих силах. Если кто-то другой окажется при этом еще благодарным, такое «напряжение» окажется приятным вдвойне.

Мария подошла к окну. У подъезда застыли припорошенные первым снегом машины, в основном иномарки. А ей снова придется толкаться в метро. Удачливой, умной, находчивой — безденежной идиотке, которая никак не найдет применения своим достоинствам... Жить по-прежнему на жалкую подачку в «Ясоне» уже невозможно. Может, открыть собственный бизнес? А что она может? Переводить с других языков на русский или наоборот? Этим приличных денег не заработать, а надрываться за копейки нет смысла. Стать конкурентом славной чете Подкрышкиных? Одно дело — оценивать чужие иконы и совсем другое — сбывать свои, можно легко получить по башке или загреметь за решетку. Что же она умеет еще? Да ничего, только пудрить чужие мозги, вот это получается превосходно, по крайней мере, есть хоть какой-то результат. И результат этот, кстати, переплюнул все ожидания. Мария задумалась: если б следом за старшим Козелом кто-нибудь еще предложил бы такую «игру», согласилась бы подыграть? И, поразмыслив пару секунд, отчетливо поняла: да. Потому что, как выясняется, Мария Корелли — азартная авантюристка. А ее сдержанность, осторожность и прагматичность, чем она всегда гордилась, заслоняясь от промахов, словно щитом, — глупые принципы, готовые тут же дать позорного деру, стоит только снова появиться возможности дергать человека за уязвимые ниточки-нервы, как кукловод дергает послушную марионетку за суровые нитки. Вот ради таких — чуть заметных — движений она с радостью ответит «да».

В дверь затрезвонили, будто звали бежать с ведром заливать пожар у соседей.

— Кто там?

— Я! — на пороге отдувался принаряженный Димка с букетом белых роз в целлофане и упакованным в плотную бумагу каким-то предметом, подозрительно смахивающим на беременную швабру. — Через порог подарки не вручают, приглашай, дорогая хозяйка, в дом. А то я эту дуру, — кивнул на бумагу, — сейчас уроню, еле допер.

— Надо было у подъезда припарковаться, тогда не пришлось бы тащить на себе.

— Надо было родиться в Сахаре, где народ разъезжает на экологически чистом, двугорбом транспорте и до самого горизонта — никого, только песок под ногами. А у нас приличному человеку негде не то что машину поставить, инвалидную коляску приткнуть. С новосельем тебя, Маня! — Гость сунул в руки букет и деловито озаботился: — Где тут гостиная?

— А другие комнаты тебя не интересуют?

— Пока не пристрою эту оглоблю, — он ухватился за «швабру», — мой интерес не проснется. Веди!

— Ты уверен, что ей место именно там?