Тэтчер и тэтчеризм
Шрифт:
Между тем, как читатель мог убедиться из соответствующей главы книги, указанные центры сыграли исключительную роль в качестве "источников" тэтчеризма, и X. Янг, безусловно, во многом прав, заявляя, что Институт экономических проблем "явился открывателем тэтчеризма" [478] .
Конечно же, тэтчеризм не был "открыт" или "изобретен" кем-то, он представляет собой более сложное образование, неотделимое от личности Тэтчер и ее политики. Но роль, сыгранная ИЭП и ему подобными центрами и группами, и роль исключительно важная, не подлежит сомнению. Как мне представляется, роль эта двояка. С одной стороны, эти мозговые тресты создали концептуальную и идеологичесую основу тэтчеризма, причем создали не одни, а при деятельном участии таких выдающихся ученых, как Ф. Хайек и М. Фридман. Эти факты хорошо известны, о них подробно говорится в книге, и я упоминаю здесь о них лишь для того, чтобы подчеркнуть, что как только Тэтчер стала лидером
478
Young H. Op. cit. P. 96.
479
Halcrow M. Keith Joseph. L, 1980. P. 66, 67.
Одной из особенностей указанного процесса явилось то, что в нем были активны обе стороны. И то, что Тэтчер (вместе с Джозефом) была одним из основателей Центра, не было никакой случайностью. Оба они направляли и концентрировали его деятельность в нужном им направлении, а не выступали пассивными "реципиентами".
В течение 5 лет оппозиции Тэтчер уяснила для себя массу нового в области экономической теории, монетаризма, политической науки и т.д. Ее активнейшее участие в беседах, семинарах, различного рода дискуссиях с людьми, убежденными в необходимости изменить вектор развития британского общества, придало ее "инстинктивным" импульсам необходимую концептуальную базу и, что не менее важно, помогло сформулировать те приоритеты, которые затем с той или иной степенью последовательности реализовались на практике.
Ближайшие коллеги Тэтчер по кабинету, знавшие ее на протяжении 70-80-х годов, к какому бы течению они ни принадлежали, признают важнейшую роль этой "предподготовки". В своих мемуарах Дж. Прайор пишет, что "в течение первых двух лет лидерства Маргарет не казалась столь убежденным монетаристом, каковым она стала к 1979 г. [480] Н. Ридли также заявляет, что "тэтчеризм ни в коей мере не был отработан" к тому времени, когда Маргарет стала лидером17.
Характеризуя свой стиль политического лидерства, Тэтчер чаще всего называла себя "политиком убеждения" (conviction politician), и даже исследователи, отрицающие серьезную идеологическую подоплеку ее действий, согласны с этой характеристикой. Однако симптоматично, что сама Тэтчер начала использовать эту формулировку лишь с конца 70-х годов, т.е. тогда, когда ее "ученичество" практически завершилось. И это лишнее доказательство того, что в понятие "убеждения" она вкладывала нечто большее, чем ее инстинктивная приверженность к традиционным британским ценностям. И вовсе не случайно, что сам термин "тэтчеризм" появляется где-то в конце 70-х годов, когда реакция соединения практически закончилась и "сплав" был готов к употреблению.
480
Prior J. The Balance of Power. L., 1986. P. 100.
Поскольку данная трактовка является исходной для последующего изложения, я хотел бы привести дополнительные аргументы в ее пользу. Если мы вспомним поведение Тэтчер в качестве министра образования в кабинете Хита, мы легко сможем убедиться в том, что ее убеждения тогда не помешали ей без особого сопротивления принять его знаменитый поворот на 180°. Да и ее действия на посту министра образования не были эталоном "правой" политики.
Мне могут возразить, что это был обычный прагматизм политика не самого высокого ранга, и я тоже считаю этот довод достаточно серьезным. Однако представим себе, что Тэтчер имела ту же самую степень убежденности в 1972-1974 гг., что и в 1979 г. Поступила бы она тогда точно так же или ее поведение было бы иным? Не думаю, что она подала бы в отставку в знак протеста против "поворота назад", как это сделал Н. Ридли. Но я убежден, что она нашла бы другой, более безопасный для своей карьеры путь заявить о своей особой позиции.
Те, кто делает упор лишь на "инстинктивном" аспекте тэтчеризма, явно недооценивают роли теоретического знания и процесса "перевода" инстинктивных устремлений в прочное политическое и идеологическое убеждение. Чтобы быть уверенным в себе и своих действиях, политик должен не только чувствовать, но и знать, и только чувства и знания, объединенные вместе, создают прочную основу для четкой политической линии, особенно в критических условиях.
Конечно же, даже после периода "обучения" Тэтчер сохранила свойственный ей прагматизм, однако он также стал более идеологизированным, и не только благодаря ее собственной "идеологизации", но и той драматической перемене во всей интеллектуальной и политической поддержке, которую получила
Особая роль "идеологии" в Британии 70-х годов особенно наглядно проявлялась в том отношении к идеям и идеологии как таковой, которое демонстрировали Хит и Тэтчер. Как уже отмечалось в одной из глав, до того как стать премьером, Э. Хит имел в своем распоряжении не только в деталях проработанные меры по реализации его "тихой революции", но и достаточно ясно демонстрировал свою приверженность неолиберальным подходам, во многом сходным с тэтчеристскими. Тем не менее "тихая революция" провалилась, и одной из причин (хотя и далеко не единственной) этого провала было отсутствие у него твердых неолиберальных убеждений. В противоположность Тэтчер ему претили идеологические и теоретические дискуссии и он предпочитал отработку более конкретных, "деловых" предложений и мер, что и позволяло ему иметь накануне выборов 1970 г. подробный план действий [481] . Как показали, однако, последующие события, быть "на ты" с идеями и принципами общего характера оказалось гораздо более важным, чем иметь в деталях сверстанный "план".
481
Burch M. Approaches to Leadership in Opposition. Edward Heath and Margaret Thatcher // Conservative Party Politics. P. 182
Конечно же, многие премьер-министры Британии и других стран успешно выполняли свои обязанности и без специальной теоретической и идеологической подготовки. И это неизбежно ставит вопрос, почему же Тэтчер испытывала столь сильную потребность в ней? Ответ, на мой взгляд, предельно прост: ее задача, ее "миссия" состояла не в том, чтобы продолжать начатое до нее, а в том, чтобы прервать "линию", изменить модель предшествовавшего развития, осуществить нечто вроде "революции" (на английский манер, конечно же). И не только сделать это, но и преодолеть при этом колоссальное сопротивление влиятельнейших интеллектуальных и политических сил как вне, так и особенно внутри старого консервативного истеблишмента.
Как мы знаем, неоконсервативная волна поднялась со второй половины 70-х годов во многих странах Запада, включая и Японию. Но, пожалуй, только в Британии она столкнулась со столь жесткой оппозицией, и не в последнюю очередь потому, что Британия, раньше других вступив на этот путь, оказалась пионером. Тем не менее каждый из неоконсервативных лидеров, будь то Рейган, Накасоне, Коль, Ширак и другие, был, мягко говоря, в курсе неолиберальных идей и подходов и более или менее твердо привержен к ним. И все же нигде, ни в какой другой стране Запада роль лидера в повороте к неолиберализму не была столь велика, как в Британии. Особые условия этой страны требовали особого типа лидерства, и Тэтчер и тэтчеризм были ответом на эти требования.
Нечто подобное случалось и раньше, вспомним хотя бы историю с превращением кейнсианства в теоретическую и концептуальную основу социал-реформизма. Одной из причин поражения консерваторов в 1945 г. была недооценка концептуальной и идеологической базы новой, реформистской политики. Этот вакуум вскоре был заполнен "новым консерватизмом" Батлера-Макмиллана, и это, как известно, помогло тори вновь завоевать власть в 1951 г. и удерживать ее затем в течение 13 лет.
Думается, что нет нужды доказывать, сколь много потеряла наша страна, сначала СССР, а затем Россия, начав грандиознейшие по своим масштабам и характеру преобразования без сколько-нибудь серьезной подготовки и продумывания той модели, которая должна утвердиться в результате этих преобразований. Одним из следствий этого стало равнение на "образцы", концепции либо "догоняющего", либо "возвратного" развития. Не хотелось бы, однако, сводить дело только к этому. Неоконсервативная волна на Западе имела, как уже отмечалось, не только интеллектуальную, но и другую, более широкую составляющую, в виде сдвигов в массовом сознании и общественном мнении. В СССР и России эта составляющая оказалась столь же неопределенной и противоречивой, что и интеллектуальная, и даже если мы на минуту вообразим, что накануне перестройки в стране могла бы действовать политическая оппозиция, она вряд ли могла бы изобрести что-то такое, что заработало бы, как только она была бы востребована. Отсутствие спустя десятилетие после начала перестройки конструктивной, разделяемой преобладающим общественным мнением концепции, или "модели", которую можно было бы реально реализовать и с помощью которой выйти из полосы глубочайшего кризиса, - наилучшее тому доказательство.
И все же кое-какие уроки из только что описанного извлечь можно и нужно. Суть их в том, что в условиях назревшего перехода от одной модели к другой успешным и эффективным может быть только такое политическое руководство, которое сочетает в себе глубокую, "инстинктивную" привязанность к базовым ценностям, соответствующим объективным общественным потребностям, с одной стороны, и не менее глубокую идейно-теоретическую и профессиональную проработку основанного на этих ценностях вектора развития - с другой.