Тетрадь из прикроватной тумбочки больницы «Асута» (Записки импотента) и другие повести
Шрифт:
Я киваю.
– Мало этого, если переводы текстов библии правильные. Бог говорит Адаму: если ты хочешь, если ты приложишь усилия, если ты постараешься, то мы вместе. Ты и я сделаем из тебя человека. Наизусть помню!
Ходоров вытягивает шею, поднимает вверх палец.
– По образу и подобию! Такая сказка!!
Я подошел к подъезду ее дома, а она уже меня дожидалась.
– Наконец-то! Я показал часы.
– У меня, значит, спешат!
Она была яркая, праздничная. Красные полусапожки,
– Возьми меня за руку. Я себя очень хорошо помню маленькой, нас в детском садике выводили на прогулку парами. И мне нравился один мальчик. И я кричала: пусть Коля идет со мной! Только Коля! А теперь я кричу: только Изя!
– Давай твой рюкзак.
– Ты даже не спрашиваешь, куда мы идем. У меня с собой фонарик.
– Я тебе доверяю!
– Тогда скажу. Мой папа строитель. Я как-то попала к нему на работу, а он с двумя сотрудниками собрался ехать на объект – решать, восстанавливать или разрушить разбитый с войны дом, я за ними увязалась до самого шестого этажа. Сам увидишь!
Мы вышли в район – Алексеевки – сплошь новостройки, но этот дом высился в стороне – глядели только пустые проемы окон, но внутри среди развалин сохранились и лестницы, и переходы.
Рая уверенно подымалась с этажа на этаж.
Мы оказались на самом верху. Когда-то это была комната, но одна стена была совершенно разрушена, а над головой оставалась только половина потолка – и открывалось небо.
– Подожди! – сказала она.
В углу на кирпичах лежала дверь, я понял – как бы стол, – а за ней такая же дверь для сидения, только обитая остатками дерматина.
Рая из рюкзака достала какую-то ткань, и стала протирать поверхность стола и сидения. А потом накрыла стол каким-то подобием скатерки.
Извлекла термос и два пластмассовых стаканчика, пакеты.
– Кофе и бутерброды, – сказала она. – Какие ты больше любишь – с колбасой или рыбой?
– И те, и другие, – пытался шутить я.
– Вот и хорошо, но мы не будем спешить. Мои подружки тоже свое приносят. У нас есть ритуал. Мы тут бесимся, орем. И я тебе скажу – мы здесь сделали открытие, такого нигде нет. Вот стемнеет, и ты узнаешь!
– Ладно, – сказал я, – подожду!!
– У меня с первого класса четыре подруги. Мы тут поклялись ни одного парня сюда не приглашать. Это наше святое место. А я видишь, предатель. Тебя пригласила!
– Я тронут!
– Ты такой Куся!!
– И что это значит?
– Я папина дочка. Его дома так зовут! У папы точно такие же кудряшки, как у тебя. Скажи, а я тебе нравлюсь? Ты не обратил внимание, какие у меня глаза?! Посмотри, пока не стемнело, – серо-голубые, в сочетании с моими рыжими волосами уникальное явление, присущее только одарённым женщинам!
И засмеялась. Я тоже смеялся, подхваченный ее вроде бы шутливым порывом.
Между тем смеркалось, захода солнца не было видно из-за оставшейся стены, луна тоже оказалась
– Поднимаемся, – сказала Рая и вышла из-за стола, – наступает торжественный момент.
Она подошла к самому краю разрушенной стены и, что есть силы, закричала в открытое пространство:
– Дружба, дружба навсегда!
И тут из глубины, будто бы живой отклик, перекатываясь, пророкотало:
– Да! Да! Да! Да!
– Сори, Сори! Никогда!
– Да! Да! Да! Да! Да!
– Эхо! – сказал я.
– Иди крикни!
– Да! – закричал и я.
– А! А! А! – откликнулось.
– Тут, когда мы узнали, как оно отзывается, – как с ума посходили, кричали, кто во что горазд, потом только с утверждением «Да!». «Ася – моя самая близкая подружка, Боже, люби всегда!» И все вместе с эхом подхватывали – Да! Да! Да!!
– Здорово!
– Теперь и кофе можно попить!
– Согласен.
– Тебе не холодно? Ты все-таки плохо оделся!
– Нет!
Все было удивительно! И эта бывшая комната будто оторвалась от земли и словно корабль поплыла навстречу ветру в открытое небо. Меня охватило странное чувство то ли отрешенности, то ли изумления. Может быть, какой-то приступ сентиментальности.
– Ты замерз, – сказала она, – и расстегнула свою куртку. – Иди ближе!
Я придвинулся, положил голову ей на колени и замер!
Почти ежедневно Виктор Петрович в окружении врачей, иногда студентов, приходил с обходом. Все в белых халатах, в белых шапочках останавливались возле каждого.
… Меня пропускал.
– Обследуется!
Нередко вечерами он приходил в палату один. С наброшенным на плечи халатом, он поочередно присаживался на край кровати и вел добродушно успокоительные разговоры. Его ждали, задавали вопросы. Подсел Виктор Петрович к Федору.
– Отрыньте живу душу от Диавола. Обсели бесы Евдокымовыча.
– Вин бога любыть, – по-украински сказал Виктор Петрович. – Як вы зараз себе почуваете?
– Трохы легше? Подскажите, не поминать имя господа бога всуе!! Диявол тут! Когда в храм божий попаду? Свечи поставить!
– Успокойтесь. Не дадим обидеть. Оно попустит!
– За вас буду молытыся.
Федор поворачивается лицом к стенке и укрывается с головой одеялом.
Подсел Виктор Петрович и ко мне.
– Тебя выпишем, я еще посмотрю кое-какие анализы. Но скажу, ты здоровый парень. С моей точки зрения, абсолютно здоровый. Может, требуется иной инструментарий. Медицина не стоит на месте. Я верю в твои жалобы, они искренни. Другая область, тут и до Фрейда недалеко. Это я про себя.
Но, как я понял, приход его больше всего был связан с Ходоровым. Похоже, они были и раньше знакомы, но обращались друг к другу на «Вы» и по имени-отчеству. Речи вели не только о медицине или болезни, хотя просьба «Увеличьте дозу» не раз повторялось.