Тетрадь из прикроватной тумбочки больницы «Асута» (Записки импотента) и другие повести
Шрифт:
– Нет!
Я ее дважды клал в больницу, но там долго не держали; три-четыре дня. Домашний врач – доктор Виктор – регулярно появлялся, ей выделили метапелет (женщину по уходу на дому за больным). Анна Петровна, очень заботливая, услужливая женщина, готовила нам, ходила за покупками, стирала белье.
Я каждый день водил маму в скверик на прогулку, и, казалось, не было ухудшений. Но вдруг она перестала подниматься с кровати и отказалась ходить. Добавили ей еще одного метапеля Володю, медбрата, все знающего, но физически слабого. Маму надо было купать,
!!!
И тут еще эта грязная история! Мне надо было отдать деньги за квартиру. Я приготовил две тысячи шекелей, положил пачку в ящик стола до прихода хозяина. Ящик задвинул неаккуратно, так, что деньги были видны. Через какое-то время собрался деньги отдать, открыл до конца ящик, но денег не было. Я всполошился. В квартире за это время были метапель и метапелет, приходил Лев Абрамович, приходил сосед по квартире и врач. Полицию вызвал Лев Абрамович. Надо сказать, буквально в течение часа появились два человека. Полицейский в форме майора поздоровался, снял фуражку и провел рукой по совершенно голой бритой голове, странное сочетание – густые черные брови и голый череп – производили впечатление чего-то очень грозного. Фуражку он снова надел и на плохом русском спросил:
– Кто пострадавший!?
Переводчиком был Лев Абрамович.
Другой полицейский – видимо, следователь, в гражданской одежде, с белым алюминиевым чемоданчиком. Он осмотрел комнату, ему не понравилось открытое окно, почти на уровне подоконника начиналась крыша следующего дома; вполне можно было проникнуть. Он открыл чемоданчик, долго возился, сыпал порошок, искал следы и заявил, что проникновения, судя по всему, не было, однако следы могли убрать.
Полицейский писал протокол.
– Кто был в комнате? – спросил он. Врач, Лев Абрамович отпали.
Сосед, оказывается, дальше прихожей не заходил. Оставались метапели.
Володя сказал:
– Я деньги в столе видел, но их не трогал. Марья Петровна запричитала:
– Ой, горе какое! Так хороших людей обидеть. Я денег даже не видела!
– Кого вы подозреваете? – спросил меня бровастый полицейский.
Я молчал. Как сказать, что человек – вор!?»
– Вы называйте любого, – переводил Лев Абрамович, – мы в отделении разберемся.
– Не могу указать на человека, что он вор!
– Это ни к чему не обязывает.
– Не зная, не могу обвинять!
– Назови! – сказал Лев Абрамович.
– Нет!
Полицейский внимательно посмотрел на меня, еще раз повторил вопрос, потом подвинул мне бумагу:
– Подпиши!
12 января 2003 г. Мрачный, мрачный Новый год!
Маме становилось все хуже, снова больница, снова предложение положить ее в Бейт авот. И мой отказ.
Я часами сидел возле нее, держал ее руку, и так мне было тяжело… Ее любовь ко мне была безмерна. Всплывали картины далекого детства, которые я бы никогда раньше не мог бы и
– Я падаю, мне страшно!! Папа мой говорит:
– Держись за кровать! Мама набрасывается:
– Что ты пугаешь ребенка! У тебя сердца нет! И забирает меня к себе!
…………………………..
Она перестала меня узнавать. Смотрела куда-то вверх и повторяла;
– Что со мной будет!
Коахадам – так именуются офисы по трудоустройству. Русскоязычный усатый пожилой человек сидел за письменным столом. Была небольшая очередь – в основном, темнокожих ребят, я переждал.
– Владеешь ивритом? – спросил он, пересматривая бумаги, которые я показал.
– Нет.
– Плохо.
– Какими профессиями владеешь?
– Два курса политехнического института.
– Есть интересные курсы, – сказал он, – но требуется знания языка, есть другие. Но с оплатой. Посмотри.
Он мне дал развернутый красочный буклет, я просмотрел.
– Все это я знаю! – сказал я. – Пока надо работу.
– Мда! – сказал он. – Хорошо, есть одна заявка в столярную мастерскую, минимум квалификации, берег для своих. Старайся! А проспект возьми. Пригодится.
Так я оказался в столярной мастерской. Встретил меня хозяин, похоже, местный, в рабочей одежде, в стружках. Сразу от станка. В мастерской работали еще два молодых человека. Один говорил по-русски. Обнял меня, предложил рабочий комбинезон. Я переоделся.
Мастерская изготавливала из деревоплиты навесные шкафы для кухонь, столики, всё, что заказывали. Я поначалу убирал отходы, сгружал плиты, подметал пол. Пробовал работать на станках. На третий день хозяин взял кусок плиты, без линейки карандашом провел закругленную линию, подозвал русскоговорящего Бориса, я успел с ним подружиться, что-то объяснил, а Борис перевел мне.
На циркулярке по линии разрежь плиту. Я все приготовил и вроде точно отрезал.
Борис перевел:
– Хозяин велел сказать, что ты уволен, оплатит за два дня! Надо было искать работу.
Возле шука – это на иврите «базар» – открытая площадка, вокруг несколько ларьков, и тут же коохаим – представители от разных фирм, предлагающие работу.
Молодой человек, опрятно одетый, говорит по-русски, я еще не приблизился, а он меня окликнул, пригласил присесть, кресло мягкое, с подлокотниками.
– Да! Ищу работу, – сказал я.
– Слышал фирму «Мандарин»? Я ее представляю. Если у тебя все пойдет, ты сможешь оказаться на моем месте. У нас рост охуительный! Кибуц «Мандарин». От города шесть километров. Напрямую! Доставка в обе стороны регулярная. Есть кормежка, учти! Мандариновая роща, производство тут же. Все механизировано и автоматизировано. От мандарина до бутылки на прилавках. Обрати внимание на этикетку. Это наша эмблема.
Он достал бутылку, показал, открыл и налил желтое содержимое в пластмассовый стаканчик.