Тевтонский крест
Шрифт:
Позади Александра застыл русоволосый воин при полном вооружении. Оруженосец? Телохранитель? Скорее, и то и другое в одном флаконе. Худой, жилистый, вроде невзрачный, однако Бурцев сразу распознал в нем опытного бойца.
Глава 22
– Ну, гости дорогие, рассказывайте, кто такие да с чем пожаловали? – заговорил наконец Александр.
Голос оказался под стать осанистому князю – уверенный, громкий.
Ответил Бурцев. А кому еще? Не китайцу же и не поляку с полячкой? Он, конечно, знал, что Дмитрий и Бурангул уже поведали князю о цели
– Идем из польских земель. К тебе хотим присоединиться, княже. Немца бить.
– Вместе с девкой, что ли? – усмехнулся Александр.
Бурцев мысленно чертыхнулся. Действительно, странная ситуация. Но лучше не изворачиваться, а говорить правду, пусть дозированную, но правду. Тогда авось пронесет. И побыстрее, как можно быстрее, надо отвлечь внимание князя от бывшей шпионки ландмейстера фон Балке.
– Она… Это Ядвига Кульмская – возлюбленная польского рыцаря благородного пана Освальда Добжиньского. Пан Освальд уже не первый год ведет лесную войну против крестоносцев и их польских приспешников из Куявии и Мазовии. Его ближайшие соратники – литвин Збыслав и прусс Адам уже примкнули к твоему войску вместе с Дмитрием и Бурангулом.
– Да, мне известно об этом.
Теперь голос Александра был бесстрастным. А глаза – колючими. «Пусть Збыслав, Адам, Дмитрий и Бурангул отвечают за себя, а вы – за себя», – говорили эти глаза.
Бурцев вздохнул: много, ох много, видно, недругов у князя, раз так недоверчиво смотрит сейчас Ярославич.
– А этот кто такой? – Александр, нарушив паузу, кивнул на китайца. Княжеские очи вдруг вспыхнули, озорно блеснули. – Тоже поляк, что ль?
По лавкам прокатились негромкие смешки. Бурцев – и тот не удержался от улыбки.
– Нет, княже. Китайский мудрец то, советник Кхайду-хана Сыма Цзян. Ходил с татарами на Польшу, строил для хана пороки и готовил огненный заряд. Потом…
Он запнулся. Стоит ли вдаваться в подробности и рассказывать о поисках Сыма Цзяном в чужих краях башни ариев? Нужно ли вообще о ней упоминать? Нет, пожалуй, обойдемся. Все равно ведь не поверят. А поверят – сочтут, чего доброго, каким-нибудь колдуном. Фиг потом договоришься с православным князем.
– … потом он отстал от войска. Во время битвы с богемским королем Венцеславом.
– Допустим. Ну, а ты-то сам откуда здесь взялся? Где по-русски говорить научился?
– Так я родился на Руси, – опустил глаза Бурцев. Уточнять дату рождения не будем… – Только скитался долго по миру. Странник я, княже, калика перехожий. Кличут Василием, а если на польский манер, то Вацлавом. Немцы под Сродо-градом меня живота лишить хотели, да юзбаши татарский Бурангул от лютой смерти спас. Так я и прибился к Кхайду-хану, а уж там попал в дружину к Дмитрию.
– Прибился и в большие люди выбился, калика, – заметил Александр. – Дмитрий и Бурангул в один голос утверждают, будто именно под твоим началом была разбита немецкая «свинья» у польского града Легница.
– Было такое, – не стал скромничать Бурцев, – за то мне ханская золотая пайзца дадена.
– Да, о пайзце я тоже наслышан. И о том, как крепость немецкую вы взяли…
– И такое было. Только не немецкая то крепость. На самом деле это замок пана Освальда. Крестоносцы его
– А еще Дмитрий с Бурангулом говорят, будто в том замке вы самого великого магистра орденского порешили.
– Порешили, – согласился Бурцев.
– И еще кое-что говорят…
Он насторожился.
– Они так тебя расхваливали, что ненароком обмолвились о колдовском оружии, которым ты, якобы, владеешь. Какие-то там диковинные самострелы, снаряженные смертоносными невидимыми стрелами, железная труба, извергающая разрушительный гром и пламя, сосуды, начиненные магическим огнем…
Ну конечно! Переброшенные из будущего «шмайсер», ручные гранаты, фаустпатрон и пистолет эсэсовца-переговорщика – все это он действительно использовал в прошлогоднем бою за Взгужевежу.
– Юлдус, унбаши верного нашего союзника Арапши, – князь кивнул на незнакомого и невозмутимого степняка, – тоже добавил к словам твоих друзей много интересного. Он рассказал, как погиб отряд Домаша и Кербета. Рассказал о бое в Моосте. Рассказал о гигантской летающей птице, убивающей сверху, и о ползающем драконе-колеснице, за железным панцирем которого прячутся люди. Юлдус говорит, тебе знакомы эти твари.
Так вот оно что… Вот ради чего их пригласили в княжеский шатер. Да не их, собственно. Освальда, Сыма Цзяна и Ядвигу доставили сюда в качестве бесплатного приложения – до кучи. А основной разговор будет с ним, с Бурцевым.
– И потом, – продолжал князь. – Ведь именно ты пригнал в мой лагерь эту… уж не знаю, как сказать… Не то заколдованную самоходную телегу, не то зверя невиданного. Да еще привез на нем никчемного юродивого немца в странных заморских одеждах, который несет всякую чушь, а о ливонском войске рассказать толком ничего не может. Юлдус утверждает, будто немец тот побывал в чреве железного дракона-ашдаха. Должно быть, там бедняга и повредился в уме. Еще Юлдус говорит, что пригнанная тобой зверь-телега тоже способна извергать гром и метать невидимые стрелы. И будто бы она во всем послушна тебе.
Так-с, похоже, формальная часть допроса закончена. Князь приступал к основной – к тому, что его действительно интересовало и чего не могли объяснить ни Бурангул, ни Дмитрий, ни Юлдус, ни кто-либо другой.
– Скажи, Василий, ты колдун?
Тон князя переменился. Освальд, Ядвига и даже Сыма Цзян насторожились, почувствовали, что дело запахло керосином.
– Нет, княже, – тихо, но твердо сказал Бурцев. – Я не колдун.
Народ на лавках глухо зароптал.
– Тогда объясни нам, откуда взялась вся эта дьволыцина и как тебе удается подчинять ее своей воле?
Бурцев нутром почувствовал: вот он, момент истины! Сейчас необходимо убедить Александра, убедить во что бы то ни стало. Ибо другого шанса ему уже не дадут.
Он прикоснулся к биноклю. Когда Дружининки из лагерного дозора изымали у них оружие, этот нагрудный футляр с закрытыми окулярами Бурцеву оставили, однако личный страж Александра оказался более бдительным. Едва потенциальный колдун тронул свою коробку, как неприметный телохранитель кошкой выскочил из-за княжеской спины, прикрывая собой господина. Мгновение – и обнаженный меч уткнулся заточенным острием Бурцеву в грудь. «Шустрый малый», – только и успел подумать тот.