«The Coliseum» (Колизей). Часть 1
Шрифт:
– И что с того?! – крикнул кто-то явно недовольный заключением.
– А то, что библейское выражение верно. То есть существовали одновременно две власти, но в разных местах. Как и тысячи ежечасно и повсеместно. Коллективные или индивидуальные.
– Так всякая от бога? – не унимался возмутитель.
– Выходит так, – студент вдруг резко повернулся на голос: – Ее много и всегда. Взять преступные группы – там власти признанной законом нет. Но есть «свои» законы и своя власть. Да так на каждом шагу, начиная с семьи. И всякая из них закон пишет для себя. Если же кто-то его не соблюдает – сразу же рождает власть новую. Собственную. И нет оснований считать, что
– Во, загнул! Оппонируй, Андрюха! Защищай Толстого!
Зал зашумел. Профессор выглядел довольным – такого серьезного обсуждения известной любому школяру темы он предвидеть не мог. Наконец, все успокоились. Андрей поймал на себе взгляд преподавателя, все еще ждущего ответа, и повернулся к залу:
– Не буду… защищать. Я подумаю… Возможно, оппонент прав… великие имена, великие заблуждения…
– Вот это ревизия! – тот же голос явно провоцировал углубление полемики.
Но все почему-то молчали.
– Да и Эндрю твой – раздал-то почти всё… – весельчак сверху уже не смеялся. – Зажал, шельма.
– Никто и не заставляет всё, – Андрей развел руками. – Оставьте необходимое. Уверен, каждый удивится малостью необходимого. Но победа стоит того. Над собой, не над конкурентом. А демонстрация собственного благополучия – Иудин комплекс неполноценности – мерзкий вызов окружающей нищете. В общем, – он сделал паузу, – «победа» и есть вера в Бога. Люди же оценят другое – понимание, что нет их вины в нужде, как и заслуги «раздающих» в «благополучии». Тогда слова «человек человеку друг, товарищ и брат» станут не лозунгом, а комментарием к заповедям.
– Ну вот, докатились! Проповедник нашелся! – откровенно возмущенный голос из самого угла, тоже наверху, заставил всех обернуться.
Но, к удивлению Андрея, единомышленников оказалось много.
– Достали! Теперь и здесь вещают!
– На постриг собрался, Андрюха! Сознавайся! – весельчак снова уловил настроение.
Докладчик не выдержал:
– Что, ближе лозунги, которыми морочат людям головы?! Кровушкой Волгу до краев? Или Днепр?! В очередной раз?! Так не забудьте – вашей! Ну, сговорившись, перевернут, ну, завладеют… – перекрикивая зал, продолжал он, – демагогия, демонстрация преданности друг другу в кучке… До времени. Всякую власть сваливает другая, всегда! Без вариантов! Но вам… и шипов от роз не достанется! Ни от первого, ни от второго «междусобойчика»! Не надейтесь.
Зал чуть притих. Таким Андрея – «душку», как прозвали его девчонки, не видел никто. Но голос звучал уже ровно.
– «Местечковость» неизменно победит. «Своим» будут прощать всё! То и погубит. Было. И снова услышите возглас: Господа евреи! Завтракать! Всё начнется сначала. Жидко, мерзко и дурно пахнет.
Андрей насмешливо посмотрел на присутствующих.
– А они, – он провел рукой по верху зала, откуда возмущение начиналось, – такие же. Смена. И поступят так же. «Я сам обманываться рад» – опора для простоватых умом. Клюнут. И отработают. А на крючке-то прежнее: светлое будущее, справедливость, равенство… даже не меняют… недоумкам сгодится! Нигде их нет, не было и быть не может – равенства-то со справедливостью! В другом они месте… сказал бы… да в проповедники уже записали. А вот с револьвериков… очередную «семью» в Екатеринбурге – это запросто, у обещающих-то! Виноватых найдут потом. Уже новая смена. Появится «Пушкин». Вознесут «Дали». Оболгут Воронцова. Все пойдет по плану. – Он сделал паузу и повторил: – Всё идет по плану. Только я хочу – светлое настоящее! Сегодня и для себя! И оно будет у меня. Обещаю!
– Да это митинг какой-то!
Крики и возмущенные
– Вставай, Андрюша! – голос Галины Николаевны и тихое касание руки заставили зятя открыть глаза. – У тебя с утра лекция. И так не будила, Лена говорит, совсем неспокойно спал. Я уж завтрак два раза разогревала… да будить не решалась.
По пути в университет он несколько раз вспомнил запавшие в душу слова из работы одного из студентов журфака:
«Г-жа N, известный хореограф, опластичила “Pink Floyd”» – пишут в газете.
Мусорное слово – «опластичила». Значимое – «известный». Самое малозначительное – оно же. Всего лишь «известный». Хореограф ли он, писатель или режиссер, знает только сам художник. И тайну никому не откроет. Никогда. Потому что она ужасна. Но слаб человек и будет бесконечно слушать приятную ложь близких. Как и автор – композиция ему понравилась.
Не может быть ни хореографа, ни писателя, ни художника. Ни тем более «даровитости», «таланта» или «гениальности». Существует только человек. Вот он-то или есть, или нет… перед миром людей. Как и прежде, среди миллионов лишь пара чудаков живыми смотрят на нас. Но мы не замечаем взглядов. Не получается женщинам быть Наташами, чтобы узнавать в нас Безуховых. Да и мы не стараемся быть ими. Зато бьемся бедные за «ми-бе-моль-минор» – безысходную тональность внешней красоты. И всегда удается. Заслоняет лоск несчастным правду. Не слышны песни, а Соломон – уже просто имя. Полнится, полнится «хореографами» мир. Мир обмана, лести, лавров».
«Да, чудаки… чудаки… кто вы?., и где? Отзовитесь громче», – подумал он, подходя к дверям здания.
Через десять минут Андрей уже спокойным голосом доносил для студентов неочевидные вещи, пытаясь натолкнуть на размышления:
– Возьмите просто день. Каждый прожитый день – нечто придуманное, искусственное, некий спектакль, абсурд. Это явление, несколько в ином смысле, хорошо описал Довлатов. Разве можно назвать наши поступки осмысленными? Вдумайтесь, для чего человеку алкоголь, футбол, кандидатская степень?
– Для того же, что и героин, Рубенс или директорское кресло, – уверенно парировал кто-то сверху.
– Отличный ответ. Это наши предпочтения. Созданный нами некий суррогат удовольствия. Ими заполняется свободное время… которого не должно быть, – и, улыбнувшись, добавил: – Если время будет наполнять естественная радость.
– А когда она будет наполнять?
– Надо найти такое состояние или отыскать обстоятельства, в которых оно существует как «непременность».
– Утопия. Так не бывает! – раздались выкрики.
– А куда денутся неприятности, огорчения? – спросила девушка в синей блузе.
Кто-то тут же нашелся:
– Вован, ты не грусти по проваленному зачету, создавай обстоятельства! И ныряй в удовольствия!
– Только не захлебнись!
Студенты рассмеялись.
Андрей поднял руку.
– Опять верно – создавай. Но вы не подозреваете, что такое состояние в природе есть, уже создано. Более того – оно ее часть, без которой самой природы не существует. И есть… живут среди нас люди в таком завидном обществе. А вот всё остальное – неприятности, огорчения, – он кивнул девушке, – искажения природы, среды нашего обитания – которые создаем сами. Как и суррогаты удовольствий – алкоголь, футбол и ученые степени. Ну и власть! Они – ответ на первое вмешательство. Своего рода месть лесов, полей и гор. И трудимся тысячелетия.