«The Coliseum» (Колизей). Часть 1
Шрифт:
– Действительно, Андрей Андреевич, для чего вам кандидатская? – раздалось сверху. – Надо бросить, наконец…
Кто-то прыснул смехом. Все заулыбались.
– Верно… отклонился. Для чего, для чего, – миролюбивый тон отвечал требованию минуты, – для престижа – этакий особый суррогат успеха, который, в свою очередь, есть суррогат цели. Этот лежит в основе любого отклонения. Любого! «Перекос» в разумности наступает при подмене цели, а на одной из производных, начинает называться нормальным мышлением. Ну, а мне-то, конечно, для более высокой должности, – видя «недоходчивость» своих аргументов, подытожил он.
– А прежней недостаточно?.. – «недоходчивость» тут же проявилась.
– Выходит… нет. Почему? Денег не хватает. Ясно. Значит для денег. А зачем, спросите?
– Не абсурд, – прервал тот же голос, – все так живут… или стремятся. К деньгам и успеху – это нормально.
– Прекрасно! Но пробуем размышлять, исходя из противного. Итак, считаем поступок абсурдным. Но он не очевидно абсурден. В каждом дне такие сплошным потоком. А есть очевидные. Вот один мой знакомый поэт, варит пельмени в сковороде… с высокими краями. Не задумываясь, что это за посуда. Удивляется, когда его спрашивают. Значит, у некоторых степень абсурдности начинает переходить грань неочевидности. Вообще, убежден, если варишь в сковороде, делаешь шаг вперед. Приближаешься к пониманию жизни. Той, которая существует вне абсурда. Которая в достаточности малого. Ну, понимаете – можно и жарить, и варить. Чуть-чуть приближаешься, совсем чуть-чуть. Но путь верен. Настоящий поэт!
Лектор вдруг замолк, скользя рассеянным взглядом по аудитории. Прошло минуты три. Студенты начали переглядываться.
– Ну что? Абсурдно мое поведение? – неожиданно улыбнувшись, озадачил он слушателей.
Зал одобрительно загудел:
– Нет! Мы думали, вы с мыслями собираетесь!
– Вот вам простой пример рождения сомнения в адекватности. Как мало надо и как легко подступает сомнение. Но! – Андрей обратил ладонь к залу. Всё стихло. – Есть люди… кто постиг. Постиг! – повторил мужчина. – Наткнулся. А кому-то помогли, другим досталось… по причинам неясным, в необъяснимых ситуациях. Это может произойти когда угодно, к примеру, в молодости, поверьте, я это знаю. Я многое сейчас знаю… однажды… довелось… коснуться.
Девушки, занимающие, как и во всех аудиториях, первые ряды, подняли брови. Им, почитательницам и, чего греха таить, спонсорам кредиток астрологов, гадалок и прочих ловкачей, слова казались близки.
Лектор же, как ни в чем не бывало, продолжал:
– Кого-то осенило на восходе, или… помните, на кресте… как разбойника… в Писании… за мгновение до смерти… на закате. Таких людей совсем мало. И если они продолжают жить, то их жизнь для всех необычна, странна. Поступки немотивированны – ведь мотивы-то поступков людям знакомы. Алгоритм искажен давно и усвоен. И ненормальными считают уже тех, странных, с непонятным нам поведением. Безгневных, беззавистливых, всегда подставляющих другую щеку.
Все закивали.
– Корзина «ненормальных», а для кого-то «идиотских», простите, поступков полнится всё больше. Помните, когда женщины Европы начали считать оскорблением предложение поднести чемодан? Они возмущенно бросили в нее, «корзину», такую поведенческую установку. Потом «естественными» стали однополые браки. Сегодня и педофилию объявили нормальной, а возмутительным – ее запрет. Вы молоды и доживете до поведенческого надлома, когда начнут преследовать традиционные браки, традиционное рождение – детей будут раздавать на аукционах. Да, да.
Зал снова зашумел.
– И покатится, покатится. Но на самом первом уроке именно родители вкладывают камень в их душу: «Поступай так, потому что это принесет тебе то-то…» – говорят они. На самом деле уча «аукционам», как те свахи. С этого камня начинается новая церковь. Всё. Дальше работают другие силы, которые и задумали ее. Для вас. Исказителей. Всё идет по плану.
Андрей прошел к окну, чуть постоял и повернулся к студентам:
– И все-таки странные люди встречаются… Особенно интересен момент перехода их в нормальное состояние. Художник Николай Ге порвал с передвижниками. Царь Соломон написал книгу. Гоголь пожег «Мертвые души». Толстой стал христианином. Карнеги… – он вспомнил молодость, – человеком. Я… я тоже… – лектор осекся и, смутившись, опустил голову направляясь к
– Ну ваши-то, кусают! Андрей Андреевич! – верх был самым активным.
– Ты необычных вспоминай, ботало!
– Да пожалуйста! Вон, Шкроптак, с параллельного потока, не вылазит из читалки, зубрит. Даже явление назвали – «шкроптачит»!
– Так он же кровный немец!
– Та нехай! Все удивляются! Не понимают! А странность вообще легко организовать, – тот, кто возражал, указал направо. – Леха с двести восемнадцатой, собирался на дипломную практику, так ему в чемодан сунули пять томов «философской энциклопедии». Минут десять, по приезду, был странным – вспоминал, для чего их брал!
Зал покатился от хохота. Преподавателю ничего не оставалось, как сделать то же.
– И все-таки, если тебе не удалось и не повезло… а посчастливилось встретиться, увидеть и замереть, – продолжая улыбаться, Андрей вернулся к столу, – твоя жизнь начинает также меняться. Настолько, что окружение часто перестает ее понимать. Не сразу. Сначала стараются… Списывают на трудности, обстоятельства. И только потом начинают подозревать… Иные плюют, смиряются. Другие пытаются поправить, наставить на путь. Третьи возмущаются… просят избавить… То есть продолжают заниматься абсурдом. Ничем. Стоять на месте. Смотреть «Новости», «Вести» программу «Время». Не чувствовать, что это «Время» набегает на них, а не сами движутся вперед. Что с другим «Временем» ушел тот – причина их беспокойства и возмущения. Получил другие «вести».
Взгляд лектора снова странно заскользил над верхними рядами. Казалось, он думал о чем-то близком только ему, переживая такую близость.
– А он, причина беспокойства, – просто начал жить вне абсурда. Люди провожают «Время» взглядом и думают о будущем… которого у них нет… потому что, повторю… – стоят. Стоят, получая еще одно образование, еще один дом, степень, должность или награду. Еще миллион. Наконец, большее признание…. Издают ту самую, «Новую философскую энциклопедию», не понимая, что ни философии, ни системы взглядов – не существует. Есть только вера… в Единосущного. И безверие – в философии.
В зале переглянулись и зашушукались.
– Насмерть стоят, считая это «развитием». Прикованы воспитанием. Родители попались разумные, прагматичные… правильные. Цели поставили. Просчитали. Убедили и увязали… все будущие поступки. А их не будет – ни поступков, ни развития, ни пути. Поступки я перечислил. Лишь сон. Глубокий, мертвенно спокойный сон под названием «жизнь». Кто тот великий фантазер, придумавший ему такое название?!
Лектор снова замолчал.
Всё время, пока он говорил, тишина не нарушалась. Именно такого Андрея Андреевича любили студенты. Именно в нем они чувствовали присутствие того, что не выросло еще в них, не взошло. Но было. Уверенность в этом нет-нет да заявляла о себе и у провалившего зачет, и у оскорбившего на раздаче блюд работницу. И даже устроитель вчерашней драки на дискотеке Серега Миронов, будто слепок с той, первой лекции, повзрослев в минуту, а такое возможно, вы помните, дорогой читатель, устыдиться многого, устраивая драки уже в Совете Федерации и уже по делу. Но точно с прежним мотивом – отстаивая, честь и совесть, чего не случилось бы, слушай он другого лектора, с другими взглядами.