The Kills
Шрифт:
Я вздрогнула и отвернулась. Он рассерженно швырнул пачку в стену и с минуту старался взять себя в руки.
— Я не смог спасти своего сослуживца, свою бывшую, того дежурного в участке. Никого, понимаешь? — Люцифер провел рукой по лицу, пытаясь смахнуть усталость беседы. — Я не могу жить в страхе за твою жизнь. Каждый день бояться, что этот урод именно сегодня доберется до тебя. А если ты забеременеешь? — он сделал паузу под моим изумленным взором. — Я с ума сойду от переживания. Хочешь сказать, тебя совсем не будет волновать угроза жизни не только тебе, но и ребенку?
— Ты забегаешь вперед.
—
Шериф, про которого мы совсем забыли в перепалке, подорвался с места, напялил мохнатую серую ушанку с шерифской звездой посередине и засеменил к выходу.
— Вам нужно дать показания, — он взглянул на Люцифера. — Приезжайте в администрацию, как будет время.
— Поедем сейчас, — заявил Люцифер. — Не вижу смысла тянуть.
Я обиженно сложила руки на груди и начала пялиться в окно. Шериф вышел в коридор. Люцифер возился, надевая пальто. Он закончил одеваться, но не уходил.
— Ты ведь знаешь, чем продиктованы мои переживания, — нарушил он убийственную тишину.
— Знаю, — не поворачиваясь, подтвердила его слова.
Он подошел сзади, крепко приобнял меня за плечи, утешая.
— Посмотри на меня, — позвал Люцифер.
Я повернулась, все еще недовольная, и молча подняла брови.
— Твоя жизнь для меня превыше всего, — он заботливо поцеловал меня в лоб. — Мой эгоизм и жажда обрести счастье не стоят такого риска, — Люцифер горько усмехнулся. — Помнишь, ты как-то сказала, что моя самоуверенность однажды меня подведет? Оказалась права.
Я ничего не ответила. Просто не знала, что здесь можно сказать. Слова Питера виделись мне больными речами убийцы, помешанного на жажде крови. Готова была спорить — он не рискнет своим задом ради меня. Люцифера мои речи ни капли не переубеждали. Он стоял на своем, как всегда, уверенный в правоте.
— А мой эгоизм?
— Хочешь рискнуть жизнью ради меня? — Люцифер криво улыбнулся.
— Да, — без запинки подтвердила худшие догадки. — Я готова поставить на кон свою жизнь ради счастья с тобой.
Он устало застонал на мое упрямство.
— Мы не придем к общему знаменателю, — подвел черту под сказанным.
— Похоже на то, — я неумолимо сверлила его убийственным взглядом.
Люцифер отстраненно посмотрел на пейзаж в окне за моей спиной. На лице застыла печать глубокой задумчивости.
— Эту ситуацию нельзя оставлять так, — прозвучало, как смертный приговор в тишине.
— И что мы будем делать?
Он не ответил. Вдумчиво изучил мое лицо, остановился на глазах, всматриваясь, словно там был ответ на мой же вопрос. Мимолетная тень печали сменилась собранной отстраненностью.
— Отдохни, — почему-то сказал он невпопад. — Ты какая-то совсем измотанная в последние дни.
— Учитывая, что ты чуть не умер, — я пожала плечами. — Странное замечание.
— Все будет хорошо, — Люцифер снова поцеловал меня, на этот раз в губы.
Медленно, нежно, нестерпимо сладко и чувственно. Его губы ласково овладевали моими, мягко, концентрируя между нами все чувства, любовь, каждый проведенный вместе день. Поцелуй отозвался внутри горьким смятением и упрямо дергающей нервы опаской.
Люцифер вышел из квартиры, стремительно и торопливо, как будто мог передумать, если помедлит. Он
От расставленных вокруг тюков, ждущих переезда, стало тошно. Не так я представляла себе дальнейшее развитие событий, ох не так.
В коридоре послышались два мужских голоса, которые о чем-то спорили. Видимо, Люцифер не ушел и теперь зацепился с шерифом. Приглушенный разговор переместился в соседнюю квартиру. Слышались возмущения и суетливые шаги.
Я почувствовала себя невероятно уставшей. Последние две недели, пока Люцифер лежал в больнице, я была сама не своя. Спала отвратительно, просыпалась под утро и лежала, смотря в потолок, полная энергии. Зато к середине дня меня начинало нещадно клонить в сон, и я часто грешила послеобеденным отдыхом длиной в пару-тройку часов. Я допила таблетки и теперь списывала все на то, что вскоре должны пойти месячные (похоже, задержавшиеся из-за пережитого стресса), от этого и состояние мое, мягко говоря, не самое бодрое. Понимая, что заняться нечем, остается ждать возвращения Люцифера и отъезда, я, следуя сложившейся привычке, отправилась спать.
Ворочалась в кровати с полчаса, продолжая прислушиваться к голосам. Отключающая от реальности дремота, теплая, уютная, как горячая ванна, постепенно увела мое сознание в свое царство.
Сон был похож на бессюжетную нарезку кадров разного кино.
Я брела по длинному, утопленному в вязкой тьме коридору, беспорядочно натыкаясь на стены. Пыталась нашарить руками выход, но ни дверей, ни окон, ни намека на что-то подобное не находилось. Время замерло в бесконечной черной петле туннеля. Мне мерещились горящие красным глаза, как тогда, у Люцифера на вечеринке. Его голос что-то неразборчиво шептал, отражаясь от стен. Мне никак не удавалось уловить смысл фраз. Отчего-то стало тесно и неуютно в собственном теле. Кожу стягивало, как после жесткой воды. Дышать было тяжело. Я металась по кровати, мокрая от пота, не в состоянии открыть глаза, прервать череду образов. По шершавой поверхности стен забегали мрачные тени. Я завертелась вокруг себя, ища глазами того, кто их отбрасывал, но тщетно. Они рождались из сумрака и в сумрак же уходили. Словно живые, существующие сами по себе. В их размытых образах начали появляться белые провалы глазниц, из которых лился слепящий, беспощадный, холодный свет. Пронзая душу, оседая горечью на языке и тошнотворным ужасом внутри. Справа мелькнул чей-то силуэт. Я отпрыгнула, покачиваясь, и вперилась в темноту. Зеркало. Оно висело напротив, потертое, мутное, с гигантской жирной трещиной, идущей наискось.
— Ви-и-к-и-и, — зашептало зеркало.
Я вжалась в стену, напрягая зрение в попытках рассмотреть отражение.
— Кейт! — истошно прокричало оно.
Изнутри выпрыгнул образ, ударился о преграду и начал бессильно лупить руками по внутренней поверхности. Это был Питер. Лицо искажено злобой, руки, перепачканные кровью, оставляют разводы.
— Кейт, любимая, — елейно пропел парень. — Иди ко мне, не бойся.
Он оскалился. Из зеркала высунулась рука и потянулась ко мне.
Я открыла глаза, учащенно дыша, с гулко бьющимся сердцем. На людях я строила из себя героя. Сейчас же дала волю тихим слезам беспомощности перед собственным разумом.