The Мечты. О любви
Шрифт:
— Это тебе.
— А меня нет, — отмахнулся Богдан и снова повернулся к Андрюшке. — Значит, сейчас будем искать, — устроившись на соседнем стуле, Моджеевский придвинул Сокола так, чтобы пацаненку было легко дотянутся до деталек, и стал поднимать одну за другой панели в фюзеляже, открывая внутреннюю часть корабля.
— Это Алина, — снова подала голос Юлька.
— И мне теперь все бросить?
— В зависимости от того, имеет ли она привычку звонить просто так, потому что соскучилась.
— Может, и имеет, — пожал плечами Богдан,
Юлька только хмыкнула. И уже через мгновение перед Бодиным носом оказался продолжающий трезвонить телефон.
— Она в нашем городе не менее популярна, чем ты. И у вас общее прошлое. Причем недавнее. И сегодняшние фото ее тоже касаются. Потому ответь, пожалуйста, а я… пойду утку посмотрю!
Выхватив из ее рук свой телефон, Богдан сбросил вызов.
— Теперь послушай меня. Что бы у нас с Алиной ни было общего — ее сегодняшние фотографии точно не касаются. Но для твоего спокойствия я ей сейчас перезвоню. Только ты останешься здесь, — он поднялся и силой усадил Юлю на свое место. — Потому что лучше сгоревшая утка, чем наш сын, который подавится принцессой Леей.
С этими словами он переместился на диван и набрал Акаеву. Та, в отличие от него, трубку взяла — не успел и первый гудок прозвучать.
— Привет! — взволнованно проговорила его так называемая бывшая и без перехода выдала: — Богдан, меня весь день одолевают!
— Привет, — поздоровался Моджеевский. — Объясни, пожалуйста, что случилось.
Краем глаза он наблюдал, как Юлька и правда отодвигает от сына мелких персонажиков «Звездных войн», чтобы он не добрался, но вместе с тем она вдруг стала как-то неожиданно походить на испуганного зайца, прислушивающегося к лесным звукам в ожидании опасности. Какая, к черту, утка! Пусть тут сидит! Потому что со стороны Алины опасности никакой быть не может, и пора бы ей это уяснить.
— Началось с того, что мне позвонили из «Фактического Солнечногорска» и предложили прокомментировать ситуацию с твоими фотографиями. Я знать не знала, что за фотографии, потому полезла гуглить. Естественно, послала, еще я в самодеятельности не участвовала. Потом Ритка Шмигаль с канала предложила сделать срочный выпуск о нашем романе в ее «Любовных историях», еле отбилась. Потом еще несколько человек звонили, дошли до того, что спрашивали, мой ли это ребенок и кто кому изменял. Но для полного счастья инфлюенсер один, причем крупный, выдал, что я могла бы поиграть у него лицом для пользы моей карьеры и его процветания.
— Ты извини, но я не понимаю, чего ты хочешь от меня, — сказал Богдан, быстро раскидав выданную Акаевой информацию по полочкам. Впечатляла не скорость распространения «новости», а масштаб охвата.
— Ну, как минимум, инструкций, как мне действовать, чтобы не навредить никому. Потому что у этого дядечки с полутора миллионами подписчиков соблазн поработать был велик. Это не фабрика по производству фейков и понтов, а очень модный блогер.
— Спасибо,
— Ну, раз ты не возражаешь, я озвучу, что мы расстались друзьями и я не имею ни малейшего представления, с кем ты сейчас. На сенсацию это не потянет, но идиоты все равно интерпретируют так, как захотят. Кстати, а ребенок правда твой или Петруха попросил забрать сына из сада именно тебя?
— Я на интервью не соглашался, — хохотнул Богдан, — а ты лучше намекни своей Ритке, что если она не собирается менять место работы, то пусть подумает, откуда берутся деньги в бухгалтерии, которая ей платит зарплату,
— Да я же по-дружески! — деланно возмущенно воскликнула Алина. — Ты же сам говорил, что умеешь дружить, Моджеевский!
— Когда тебе надоест весь этот цирк — звони, помогу избавиться от навязчивых любопытных. По-дружески.
— Я уезжаю через пару недель. Меня взяли в проект. Потому предлагаю встретиться в каком-нибудь баре и обмыть.
— Прости, Алин, не получится, — отказался Богдан.
— Работа? Бабы? Прыжки с парашютом?
— Успехов тебе в проекте, — рассмеялся Моджеевский. — Пока!
— Пока! — махнула хвостиком Алина и отключилась.
Стоило признать — она была верна себе. Осторожна, аккуратна, достаточно умна. И определенная доля порядочности, равная ровно той, что не мешала бы жить, и ни граммом больше, у нее все же имелась. И да. Эта девушка сразу все понимала правильно.
В отличие от другой, разглядывающей фигурку Чубакки в это самое время. Очень сосредоточенно и очень спокойно. Когда Богдан закончил разговор, она взгляда от игрушки не оторвала, но все-таки проговорила:
— К слову об островах или экстриме. Поскольку теперь ты… отец почти двоих детей, то, пожалуйста, больше вниз головой с гор не прыгай, даже если на лыжах. Я в прошлый раз думала сдохну, это было пострашнее моего кесарева.
— Ну ты же в курсе, что можно и на ровном месте шею сломать? — отбросив телефон, Богдан поднялся с дивана и прошагал к семейству, младший представитель которого приоткрыв рот рассматривал внутренние отсеки Сокола.
— В курсе. И про кирпич тоже в курсе. И про рыбную косточку.
— Тогда, думаю, мы точно договоримся, — усмехнулся Моджеевский. — Кстати, что там с уткой?
Юлька охнула и подхватилась со стула.
— Вот черт! Утка! — запричитала она и помчалась на кухню, провожаемая двумя парами голубых глаз.
Потом Андрюша посмотрел на отца и глубокомысленно спросил:
— Дядя Бодя, а ты любишь птичек?
Тот удивленно хрюкнул, а потом честно выдал:
— Вообще-то, не очень.
— А у них крылышки есть.
— У бабочек тоже есть.
Это заставило мелкого снова задуматься. А потом расплыться в улыбке и доверительно сообщить неразумному взрослому: