The Мечты. Весна по соседству
Шрифт:
– Значит, живой, - удовлетворенно отметила Женя. – Тогда, пожалуйста, господин Уваров, забудьте дорогу в этот дом. Я вас не хочу ни видеть, ни слышать. И уж тем более совсем не желаю вашего вмешательства в мою жизнь. Уходите.
Женя отвернулась и протопала обратно в квартиру, на ходу проговорив отцу и Антонине Васильевне:
– Идемте, наконец, пить чай.
– Пойдем, пойдем, Андрюша, - закудахтала баба Тоня, ухватив Малича за рукав. У того разве что дым из ноздрей не валил. А скрежет зубов, наверное, было слышно и на первом этаже. – Брось ты этого дурака, кончено давно!
–
– Прям напугал! – мрачно ответил Уваров, поднимаясь на ноги. – Жека, если не дура, быстро смекнет, что к чему. А я ей помогу.
– В жопу иди, понял?!
– Андрей! Не при детях! – не выдержала Антонина Васильевна, запихивая Малича в квартиру.
В сущности, тем и кончилось.
Дверь закрыта. Шаги вниз по лестнице отзвучали.
Чай в чашки – налит.
Остаток вечера проходил в показном Женькином и бабТонином веселье, Андрей же Никитич выглядел подавленным и тревожным. Снег за окном продолжал валить и совсем не думал таять.
Странная была в том году зима.
И день рождения выдался странным.
Женя точно знала, что Юлька не приедет. Как ни уговаривала она сестру, та, отчаянно прикрываясь учебой, категорически отказалась. И чтобы отметить только с папой, Евгения взяла на работе отгул, отложив поздравляшки от коллег до понедельника.
С утра забежал Артем с букетом, пожеланиями и извинениями, что заскочил всего лишь на минутку, потому что торопится на поезд.
«К лоботрясам, старательно делающим вид, что жаждут лекций», - пошутил он.
Женя в ответ старательно улыбалась и облегченно выдохнула, когда Юрага ушел. Ее все больше тяготило общение с ним, его внимание и молчаливое ожидание, что однажды она передумает. Нет, он больше не спрашивал и даже старательно избегал этой темы. Но Женька точно знала, что он ждет.
В то время как сама она ждала совсем другого. Хотя и знала, что не дождется. Не позвонит он. С чего ему звонить? Наверняка даже не помнит. Зачем такому важному человеку, как БигБосс, забивать голову такой ерундой, как чей-то там день рождения. Да и контакт ее давно удалил. Чтобы он там ни говорил, а осенью потому и приезжал, что не мог позвонить. Нет цифр в телефонном справочнике – нет человека. Вот и пришлось ехать, отрываться от более значимых дел.
Женя усилием воли заставляла себя остановиться, выдыхала все еще саднившую обиду и отвлекалась на очередной салат. С тем чтобы, едва трубка сообщала разными звуками о входящих звонках или эсэмэсках, унимать всполошившееся в надежде сердце и из последних сил сохранять на лице равнодушное выражение.
Стоит ли говорить, что означал для Женьки раздавшийся в дверь звонок и каким разочарованием стало явление Антонины Васильевны. Впрочем, дальнейшее хоть ненадолго отвлекло Женю от мельтешащих в голове мыслей и ожиданий.
Уже совсем поздним вечером, когда даже отец – самая главная сова из всех Маличей – перестал шуршать за стенкой, а уж Жене давно пора было смотреть не первый сон, она подошла к окну.
Метель унялась, и редкие снежинки неспешно перемещались в воздухе. Двор был засыпан снегом и представлял собой сказочную страну, серебрящуюся в
Прижавшись лбом к холодному стеклу, остужая накатывавшие мечты о том, как это здорово – прогуляться по снегу вдоль набережной или прокатиться с горки, до которой от Молодежной рукой подать. Или просто выйти на балкон, вдохнуть полные легкие морозного воздуха и чувствовать на плечах горячие ладони любимого мужчины.
Женя оторвалась от окна и уныло взглянула на темный, безжизненный экран телефона. Вот уж который месяц он был таким – темным и безжизненным. С того самого дня, когда, покинув свою несбывшуюся сказку, она вернулась домой. С того самого дня, когда, оставив в той жизни, как и все прочие подарки и подачки Романа, айфон, она оставила позади и свою странную виртуальную действительность. Больше не было звуков входящих сообщений, не было разговоров до утра, не было Арта. Осталась лишь горечь понимания, как многое она упустила, позволив себе запутаться и увязнуть в нелепых фантазиях и не заметить самое важное, что было совсем рядом.
Всего лишь протянуть руку.
Всего лишь сказать три слова.
Она и спать ложилась с мыслью об этих так и не сказанных словах. И опять долго-долго смотрела на потолок, раскрашенный причудливыми отбликами, льющимися из окна. Когда снег – ночи белее, светлее, серебристее. И потому даже в домах, под крышами, все преображается. Когда снег – преображается вся жизнь.
И тогда, втайне ото всех, можно тихонько-тихонько, лежа на подушке, позволить себе снова самую малость помечтать. Только теперь уже о чем-то настоящем, реальном, потому что она наконец-то узнала, как это – любить. Потому что с утра она опять заберется в кокон, в котором скрывает чувства, улыбается папе и делает вид, что все давно уже прошло.
Вот только утром весь ее кокон пошел трещинами. Она и понять не успела. Просто когда стрелка часов стояла на девятом делении циферблата, а самой Жене еще что-то снилось, снова раздался звонок в дверь. Уверенный и резкий.
Спросонок она понадеялась, что и звонок ей приснился. Но спустя некоторое время, настойчивый звук повторился, и Женя смирилась с необходимостью идти встречать упрямого гостя. Если бы она только знала, кто стоит на ее пороге, то, конечно же, даже носа из-под одеяла не высунула. Но видеть сквозь стены Евгения Малич не умела, и потому, распахнув дверь, могла лишь растерянно взирать на Романа Романовича Моджеевского, стоявшего за ее порогом, устало привалившись к стене, и так же растерянно взиравшего на нее.
Растерянно и жадно.
Будто бы своими блестящими, воспаленными глазами схватывая весь ее сонный и теплый образ.
Сам Моджеевский выглядел так, как если бы не спал вовсе, что, собственно, соответствовало реальности. Он был бледен сверх всякой меры, слегка помят, со вчерашнего дня не брит и непривычно взъерошен. А попробуй выглядеть хотя бы немного лучше, когда так и не сомкнул глаз и в итоге, не в силах с собой совладать, среди ночи снова запрыгнул в машину и в начале четвертого торчал уже под Гунинским особняком.