The Мечты. Весна по соседству
Шрифт:
За прошедшее время он сбросил килограммов пять, дела с аппетитом обстояли не лучше, чем со сном. Но если бессонница его просто мучила, то поесть он забывал, а это уже признаки раннего склероза. Жить стал на работе почти безвылазно. Пару раз придумывал поводы сгонять на Молодежную и поговорить с Женей еще, будто бы ее решение выйти замуж можно было изменить. Если уж она на непонятные отношения Юраги с собственной сестрой глаза закрыла, то что об остальном рассуждать.
Впрочем, именно необходимость раскрыть Жене глаза на этого прохвоста иногда казалась Моджеевскому не худшей причиной
Кроме прочего, теперь, по прошествии времени, их с Бодькой подозрения уже казались и ему самому нелепыми и надуманными, поскольку Женя точно вела себя так, будто бы Ромкины предупреждения совершенно не имели смысла.
Это странно – быть самым влиятельным человеком в городе, но при этом не иметь возможности увидеть всю картину целиком, а по кускам та выглядела чем-то вроде полотна позднего Пикассо. Вот и приходилось довольствоваться... запросом из полиции.
Словом, Алене повезло. Филиппычу – вряд ли. Это же на Филиппыча уголовщину завели за попытку убийства, а не на нее.
Поэтому она сейчас хлопала ресницами и глядела на обожаемого шефа.
Обожаемый шеф вернул на нос очки и ознакамливался с предъявленными ему документами, включая заявление по собственному желанию, которое Тихонова вынудили написать, и все сильнее прозревал.
– Погодите-ка! – выдал он минут через пять. – Тут же речь только об угрозах! Никто, получается, не пострадал?
– Ну получается! Но сам факт! – печально вздохнула Алена. – Говорят, и свидетели инцидента есть.
– Свидетели – это плохо. Абсолютно лишние люди. Надо бы с ними поработать...
– Мне передать дело Арсену Борисовичу?
– Передайте, а этого удальца, будьте любезны, отправьте ко мне.
– А приказ?
– А приказ, Алёнушка... в печку. Нет у нас такого приказа.
– Как скажете, Роман Романович, - закивала Алёнушка и ломанулась выполнять поручения начальства, весьма довольная тем, что этот робот хотя бы немного оживился. А потом ей прилетело из кабинета: «И кофе сварите! Покрепче! Мне и этому балбесу!» - и она поняла, что радость ее была преждевременной. Посадит себе ее придурок сердце. Точно посадит. А все змея с Молодежной виновата!
Еще спустя двадцать минут господин Моджеевский и две чашки кофе встречали прораба Тихонова в начальственном кабинете. Без улыбки и по всей строгости.
– Ну и как это понимать, Евгений Филиппович?! – рявкнул Роман, из-подо лба глядя на собственного лучшего работника.
– А что тут понимать, - кисло промямлил прораб, усаживаясь на стуле и не глядя на это самое рявкающее начальство. – Все беды от баб, - Филиппыч замялся ненадолго и еще более кисло добавил: - И без них никуда.
Если бы в это время он обратил внимание на физиономию Моджеевского, то имел бы удовольствие наблюдать, как того перекосило. Но с удовольствием не сложилось. И едва справившись с собой, Ромка уточнил:
–
– Та-а-а… - Филиппыч махнул рукой и вздохнул. – Встретил я тут… в особняке этом Гунинском. Еще когда забор двигали…
Моджеевского перекосило еще сильнее. Прямо даже передернуло.
– Понима-аю, - протянул он и кивнул для пущей убедительности. – И это ты ее того... этого? Довела?
– Вы что! – вскинулся Тихонов. – Роман Романыч! Бабы – дуры, конечно, но это ж последнее дело! Там другое… Наговорил я всякого в сердцах… Просто, Клара котов любит, а им не нравится. Эта, из ЖЭКа которая, «санитария» орет. А другая стала на мужа Клариного намекать… Кудахчут и кудахчут, ну я и не сдержался. Ай…
Прораб снова махнул рукой и, замолчав, уставился в пол.
– А твоя – это Клара? – спросил Моджеевский.
– Не моя она, - горько проговорил Филиппыч. – Муж у нее есть.
Муж... муж – это плохо. Наличие мужа игнорировать – в некотором роде проблема. Сейчас Роман подобные проблемы очень хорошо понимал. Собственно, и сам страдал почти по тому же поводу. А ведь сдержись он тогда, может быть, сейчас сам был бы... мужем. Черт его знает, как жизнь бы сложилась.
– Ты что же, Филиппыч, свободную себе найти не мог? Нахрена в чужую семью лезть! – постаравшись придать своему голосу хотя бы немного строгости, укоризненно покачал головой большой человек Роман Романович.
– Да если б там семья была! Я б может и не лез. А так… люблю я ее…
Знакомо.
Любит.
– А вот она? – пробурчал о своем Ромка. – Она – любит? Или только видимость одна?
– Ну так! – довольно расплылся в улыбке Тихонов. – Конечно! Там знаете какой характер! Не любила б – не подпустила б! Таких бы собак на меня спустила. Она умеет!
– Да ладно тебе... умеет она! – вскочил Моджеевский со стула и поплелся к окну, за которым продолжалась радостная капель. – Ты, Филиппыч, мужик неглупый, с руками из правильного места. Зарабатываешь хорошо. Вот и вцепилась. Был бы нужен по-настоящему, уже б от мужа ушла. А так обоих при себе держит.
– Не такая она! – решительно заявил прораб – А алкаша своего она жалеет, четверть века не выкинешь на свалку.
– А тебя – не жалеет? Ты, вон, под суд из-за нее угодить рискуешь!
– Да разберусь я с теми курицами, - отмахнулся Тихонов. – То полбеды. Вот Клару уговорить Бухана бросить…
– Реально попадалово...
– согласился Моджеевский с чем-то своим, снова задумавшись. – Ты, может, ее свози куда? Побудете вместе, а там она и не захочет к своему возвращаться?
Филиппыч уныло кивнул.
– Дела твои я решу, ты сильно не дергайся, - продолжил выговаривать ему Моджеевский. – И в Гунинском особняке старайся не отсвечивать. А твое заявление по собственному... не было его. Работай дальше, понял?
– Спасибо, Роман Романович, - снова кивнул прораб. – Но я того… Клару не брошу. И если надо – увольняйте!
– Слушай, Евгений! – Ромка повернулся к нему и снял очки. – Я же сказал – не отсвечивай. Где ты тут про Клару расслышал? Просто будь осторожнее, пока делопроизводство прикроют. Кто я такой... чтобы мешать великой любви?