The Мечты. Весна по соседству

Светлая Марина

Он даже уже рот раскрыл, чтобы начать с самого начала, да так и застыл на месте.

Потому как, мать его... «Я тут прочитал твою переписку случайно, а потом попросил Борисыча разобраться...» Потрясающая исповедь!

Роман устало запустил пятерню в собственные волосы и уткнулся лицом в стол. За грудиной жгло, как давно. Как тогда.

И голос его прозвучал очень глухо на ее кухне:

– Я не знал, любила ли ты меня. Я до сих пор этого не знаю. Это не давало мне никакого права так с тобой обходиться... я ни с одной бабой так... в смысле что мне на всех было плевать, но мне не было плевать на тебя. Я позволил себе усомниться, и это оказалось очень больно... Но ты не

думай, что я хотел причинить боль и тебе. Вернее, нет... не так. В какой-то момент я подумал, что ты со мной только потому что я Моджеевский. Это была дичь какая-то, но я дал тебе то, чего хотела бы любая другая... Женя, я... я ошибался. Если бы я не ошибся, меня бы здесь не было. Но я не нахожу ответа на вопрос, почему ты жила со мной. Я знаю только, что я тебя люблю.

Женя внимательно глядела на Романа, пока она говорил, а мысли ее отчаянно метались, ища выход из той безысходности, в которую они оба себя загнали.

Она опоздала с признанием, что любит его.

Он опоздал с разговором о том, что его тревожило.

Нет, она не сомневалась, что он раскаивается. Роман бы не пришел иначе. Не он, не так. А значит, ему тоже плохо. И все еще не отболело. Но если он смог однажды так наказать ее, что помешает ему сделать то же самое в дальнейшем. А у нее только одно сердце. И только одна душа. И они тоже больны из-за его поступка.

– Твоя любовь слишком разрушительна, - наконец проговорила Женя, отводя взгляд. Нельзя смотреть, нельзя вспоминать, нельзя мечтать. Иначе потом снова будет слишком больно. – Лучше быть нелюбимой, чем униженной.

– Для меня это тогда было одним и тем же! – вскочил он с места и заметался по кухне. – Меня унижало то, что ты... черт! Меня это все унижало... И даже несмотря на это, я хочу знать, есть ли шанс, что ты вернешься ко мне.

– Нет, - сказала Женя. На Моджеевского по-прежнему не смотрела, и без того отлично представляя траекторию его движений. Каждый его шаг отзывался внутри – слишком болезненно, словно он шагал сквозь нее. – Я не уходила от тебя, чтобы возвращаться.

– Тогда позволь вернуться мне!

– Однажды я уже побывала в сказке. Но теперь я знаю, что это не моя сказка.

– Женя, пожалуйста... – упрямо мотнул он головой, подходя к ней ближе.

Она сделала глубокий вдох, на мгновение прикрыла глаза и ринулась в пропасть, которую неожиданно увидела единственным своим спасением. Что угодно, только бы он ушел, только бы оставил ее в покое. Только бы не позволить себе снова замечтаться и найти силы ему отказать.

– Я замуж выхожу, - проговорила она ровным голосом. И сама себе удивилась: надо же, получилось! Упасть получилось – больше не выбраться. И в то же мгновение он остановился, нависнув над ней.

– Как замуж? – севшим голосом спросил он.

– Обыкновенно.

– Когда?

– Скоро!

И одновременно с ее отчаянным «скоро» в его голове заколотилось осознание того, что она сказала. До этого не вполне понимал. Даже слышал – не до конца. Скоро. Обыкновенно. Замуж. Его Женя.

Впрочем, не его. И, наверное, никогда не была его. Он замер, стоя над ней и глядя в ее спокойное холодное лицо. Удавиться хотелось – какое спокойное и холодное.

– За кого – не спрашиваю, - усмехнулся Моджеевский. И так ясно. – Это ты еще долго... я думал, если да, то быстрее. Ну совет вам. Да любовь.

Слова о том, что зря она от приданого отказалась, он успел затолкать себе в глотку. Она не заслуживала. Его вина. Все – сам.

– Спасибо, Роман, - сумела произнести Женя, не понимая, что это такое он сейчас наговорил. Не важно! Главное – услышал и поверил.

– Пожалуйста... –

кивнул Ромка. – Воды не дашь? Пить хочу – умираю прямо...

– Почему ты не можешь просто уйти? – вздохнула Женя, устало поднимаясь из-за стола. Набрала стакан воды и протянула Моджеевскому. Тот забрал его из ее пальцев, менее, чем на секунду, коснувшись их кончиками своих. И стараясь не замечать, как она торопливо убрала руку, сделал несколько жадных глотков. Не помогало. Хотелось сгрести ее в охапку, встряхнуть и заставить выбросить из головы Юрагу. Но он знал, что нифига не получится. Может быть, там у нее и правда любовь случилась. С людьми вообще бывает такая беда...

– Уже ухожу, - ответил Роман, когда стакан опустел, и поставил его на стол. Несколько секунд смотрел на то, как стекло ловит на своей поверхности лучи утреннего солнца. Выдохнул из себя усталость и обернулся к Жене. – Если будешь сегодня гулять – там холодно и скользко, но красиво. Хороший день. Будь счастлива, Женя.

– Захлопни, пожалуйста, дверь, - проговорила она.

Он постоял рядом еще один краткий миг. Потом кивнул и вышел из кухни. В прихожей – сгреб куртку, обулся и сделал то, что она попросила – захлопнул дверь. Вниз он спускался так медленно, как будто к его ногам примотали гири. И слышал собственные шаги, эхом отдающиеся в стенах старого дома, в то время как на третьем этаже в одном из окон, выходящих во двор, слегка колыхалась штора.

Сжимая в руках телефон, Женя как завороженная смотрела на темную фигуру, резко выделяющуюся на белом снежном поле. Глупо, по-детски загадала: если Роман обернется, она поверит ему, позвонит, позовет, всё-всё расскажет. Но он упрямо шел вперед. Моджеевский слишком редко оглядывается, и ей оставалось лишь провожать его взглядом. Вот Роман вышел за калитку, сел в машину. Машина другая, не та, что раньше.

– Мечтать надо осторожно, - пробормотала она себе под нос общеизвестную истину, еще долго продолжая смотреть на теперь уже пустынную дорогу у ворот.

Радуйся, Женька! Ты добилась того, чего хотела.

Враг нашего врага – наш друг.

Рассуждая о вреде коалиций среди обитателей их исторического скворечника, госпожа Пищик, как и всегда по жизни, словно бы в воду глядела, в смысле – была недалека от истины. Они, эти коалиции, путали всем карты, мешали единственно верному маршруту к светлому будущему и вносили всяческий разлад в мирный и привычный порядок вещей, царствовавший в доме со времен пещерного человека. Однако они же заставляли сплотиться несплачиваемое перед лицом грозившей всем опасности. Например, примирить бабу Тоню с тем, что кошки – хоть и неизбежное зло, но если против них с Бухановой ведутся боевые действия, то политически и стратегически правильным будет поддержать Кларку и прикрыть ее тыл. Потому что враг нашего врага – наш друг. Это еще восточные мудрецы говорили, а не доверять им у Антонины Васильевны поводов не было. Турецкие сериалы она очень любила.

Впрочем, в тот день, когда в ворота дома входила Надька Чернышева, подобострастно бормотавшая: «Осторожно, осторожно, тут плитка эта современная, на которой скользко», - а следом за ней вваливалось совершенно новое и незнакомое жильцам Гунинского особняка лицо, никто еще не понимал, какие грядут неприятности, хотя те уже буквально стучались в дверь.

– Вот! – вещала Чернышева. – Ну вот сама погляди-ка, что у нас делается! И куда это годится, а? Тут же дышать летом нечем, а у нас – памятник архитектуры вообще-то! И они, заразы, размножаются. Сейчас весна придет, да и начнется! И я уж молчу о том, что бешеные еще бывают! Ребятишек подрать могут.