Тигр под елку
Шрифт:
Когда я умудрилась ответить на его поцелуй?
Я этого так и не смогла потом вспомнить.
Все одновременно случилось.
Внезапно.
Лавиной с гор, диким селем с вершин.
Тигран рычал, вжимаясь в меня всем телом, безжалостно трахал языком прямо до горла, заставляя задыхаться и ловить звездочки перед глазами.
А руки его, казалось, вообще везде были: сжимали талию, скользили по груди, стягивали, без всякой нежности, бойфренды с моих подрагивающих бедер.
Он как-то очень быстро это все проделал, я даже опомниться
До искр! До феерических вспышек!
— Тш-ш-ш… Ти-хо… — на мой распахнутый в крике рот легла тяжелая ладонь, запечатывая наглухо, и Тигран, мягко укусив меня в шею, вторым толчком заполнил до самого конца.
О-о-о… Это… Это… Так нельзя же… Так…
Я могла бы это сказать… Если бы хоть одно слово вспомнила.
Но я не вспомнила.
Тигран вышел и толкнулся снова, что-то пророкотал на своем, перехватил поудобней, полностью обездвиживая…
И дальше я могла только бессмысленно таращиться в белую деревянную дверь, царапать ее ногтями и глухо вскрикивать в жесткую ладонь, запечатывающую мой рот.
Это было что-то невероятное. Безумное. Порочное жутко. И горячее, словно ад, в котором я непременно окажусь.
Вот только жарить там будут не так огненно, сто процентов!
Тигран двигался яростно и грубо, рычал низко, по-звериному, сжимал так, словно хотел навсегда со мной слиться и не отпускать. И меня топило, обволакивало этим жестоким ритмом, длинными влажными толчками, запахом, возбужденным, терпким, голосом, хриплым и болезненным, словами, неправильными, собственническими, но почему-то они во мне задевали что-то совсем уж животное, побуждая подчиниться властному мужчине.
И я подчинилась.
Повисла в его сильных руках, откинула голову назад, ловя горячие губы, получая такой глубокий, такой невероятный, принудительно-сладкий поцелуй, что голова, и без того летящая, все больше и больше кружилась. И туман в глазах плотнел, рассыпаясь сладким предвкушением взрыва.
Он мучил меня, этот зверь, этот обманщик, этот совершенно безумный парень, он меня так сладко терзал, что сопротивляться этому было невозможно.
И себе тоже невозможно было сопротивляться.
У меня, по крайней мере, ничерта не получилось.
Я, наверно, умерла там, глядя полными слез и безумия глазами в белое полотно двери. Нанизываемая, словно бабочка, еще живая и трепещущая, раз за разом на горячую иглу.
Одурманенная запахом, голосом, движениями в себе.
Ощущение было именно таким.
Обжигающе-болезненным, выламывающим суставы и растворяющим нервы.
— Ты — моя всегда будешь, — прозвучал хриплый яростный рык у уха, финальным аккордом окружающего меня огненного сумасшествия, — моя, поняла? Никто не подойдет больше. Всех порву.
19
«Моя
И голос, хриплый, с болезненными яростными нотками, звучал в ушах, заглушая полностью все окружающие шумы.
От этих интонаций все внутри замирало сладко-сладко, царапало, сводя с ума. Хотя, было бы с чего сводить…
Судя по тому, что я позволила с собой сделать только что, мозгов в черепушке отродясь не водилось. Как только школу закончила и училась сейчас, непонятно!
Еще более непонятным был тот факт, что я смогла, после всего, что позволила, все-таки выйти из аудитории.
Что меня никто не унес на плече, словно первобытный самец пойманную самочку, не забросил в машину на заднее сиденье. Или вообще в багажник… Или как у них там принято понравившихся женщин воровать?
Короче говоря, вялое удивление болталось где-то на краю сознания, никак не находя серьезного отклика в измочаленном мозге.
Может, Тигран, получив свое, удовлетворился? И именно поэтому не стал особо возражать, когда, чуть-чуть придя в себя после сокрушительного оргазма, я сумела вырваться из его лап и, налупив от души по небритым щекам, подхватила волочащиеся по полу штанины, натянула бойфренды на задницу и решительно потребовала выпустить меня из аудитории.
Только усмехнулся вальяжно-лениво, не торопясь, поправил одежду на себе, оглядел меня тягуче… И молча открыл дверь.
Я вылетела из аудитории, словно ведьма на помеле и, на дикой инерции испуга, перемешанного с остаточными эманациями возбуждения, рванула в сторону деканата.
Не оглядывалась.
Не останавливалась.
Ни на кого не обращала внимания.
Бежала так, словно за мной дикий зверь гнался.
А я спасала свою жизнь.
Впрочем, так оно, наверно, и было.
Метров через сто, очутившись у дверей кафедры психологии, я сумела чуть-чуть притормозить.
Оперлась ладонями на стену, уставилась перед собой невидящим взглядом.
«Моя, — все стучало и стучало в висках, — моя, моя, моя».
Его.
Боже…
Я реально все еще его.
Доигралась, Мара. Дожила.
Не рискуя закрывать глаза, потому что под веками творилось черти что, я принялась через силу приводить мысли и сознание в норму.
Уговаривать себя, что ничего критичного не случилось.
Что я — тоже живая. И слабая, черт… Очень-очень слабая, как выяснилось!
А Тигран — похотливое грубое животное. И чего от него еще ждать?
Извинений?
Смешно…
«Я подыхаю, киса…»
«Башню мне снесла…»
«Ни о ком думать не могу…»
Животное.
С такой мукой он это говорил… С таким надрывом. И хотелось бы забыть, да никак! Никак!
И что делать теперь?
Как дальше быть?
Что он намерен делать?
Надеется, что все вернется к прежнему формату?