Тигр под елку
Шрифт:
И горячую каменную грудь — лопатками.
— Киса… — прошептал он, — прости меня… Я — дурак.
Его акцент никуда не делся, даже еще сильнее стал. Волновался? Сейчас?
— Я скучаю по тебе.
Боже… Зачем он?
И что с березой?
Почему она плавилась?
А я?
Я плавилась?
Он его слов, от его горячих ладоней на плечах, шепота лихорадочного, безумного.
— Я… Видела… Как ты скучаешь… — выдавила я через силу, буквально по слогам, теряя разум от того, что говорил он сейчас. Мне так хотелось поверить.
Но верить — нельзя. Он пользовался своей властью надо мной. Тем, что я его… люблю.
Дура какая, ох…
И больно так.
Почему это так больно?
— О чем ты? — он мягко потянул меня на себя, заставил опереться сильнее спиной о твердую грудь, обжег дыханием висок, — я не сдержался в последний раз… Прости. Но ты сама виновата. Ты — моя. А обжималась с этим… — ладони сжались чуть сильнее на плечах, затем переместились вперед, и я оказалась в его объятиях, каменных, удушающих.
И выбираться из них сил не было.
Мы стояли у окна, смотрели на белую плачущую березу. И я понимала, что сейчас теряю себя. Полностью. Его близость разрушала меня, сводила с ума. Нельзя было позволять такое… Но сил сопротивляться не осталось.
Тяжелый день.
Такой тяжелый, боже…
И Тигран не желал делать его легче для меня.
— Я свихнулся, как увидел, — продолжал он шептать, все сильнее стискивая меня, — я ни о чем думать не мог. И то, что там, в кабинете… Я хотел бы сказать, что жалею… Но я не жалею. Прости. Не жалею. Потому что ты — моя. Я раньше не думал… Не осознавал, правда. И хотел тебя… Прогнуть хотел. Чтоб ты сделала так, как мне надо. А ты не прогибалась. Да еще и твари эти вокруг тебя запрыгали… Я заебался успокаивать…
О чем он, боже?
Чайная кружка дрожала в моих пальцах, и Тигран как-то незаметно и мягко вынул ее из ладони и поставил на подоконник.
Положил огромную руку свою на мои скрюченные нервно пальцы, сжал.
— Я его не тронул… Этого… Я испугался… Что убью.
Он про придурка Сашку?
— Ты… Он нравится тебе, да?
— А если так? — прорезался у меня наконец-то голос.
— Да? — меня сжали еще сильнее, полностью обволакивая тяжелым, мощным телом, словно удав свою жертву, — да? Я… Киса, скажи, что это не так. Я же… Блядь… Реально? Киса…
— А ты думал, я буду терпеть? Или соглашусь на то, что ты предлагал? Не соглашусь, Тигран.
Я дернулась, жестко давая понять, что хочу, чтоб он отпустил меня.
И удавьи петли, чуть помедлив, опали.
Надо же…
Я развернулась и задрала подбородок, чтоб посмотреть в его лицо.
Боже… Бровь, опухнув, нависла, кровь на лице размазалась, ссадина на скуле, больной воспаленный взгляд.
Какой красивый…
Какой…
Не надо было на него смотреть…
Я облизнула губы, Тигран тут же шатнулся вперед, нависая, но я уперла ладони ему в грудь, и он замер, словно здоровенный пес, послушный рукам хозяйки.
— Я не знаю, чего ты хочешь, Тигран, — сказала
— А другого? — оскалился он, бешено сверкая глазами, — другого?
— А это уже мое дело будет!
— Не будет! — рявкнул Тигран, — не будет! Ты — моя!
— Не твоя! — в тон ему повысила я голос, чувствуя, как накрывает дикая злоба. Господи, как достали эти его замашки восточного властелина! — Не твоя! Я — своя собственная! И всегда такой буду! А вот ты — общий!
После этого наступила пауза. Прямо-таки мертвая.
Тигран застыл, щуря на меня черные горячие глаза, словно не верил в то, что я сказала.
А потом спросил обманчиво мягко:
— Чего сказала?
24
У меня сердце в пятки ушло, да.
Но оно, глупое дрожащее сердце, плачущее от одного только вида этого возмутительно бессовестного гада, глубоко внутри, его не видно.
А вот ярость моя, злость — снаружи.
А еще что-то новое, то, что всегда было во мне, присутствовало, но не задействовалось по причине ненужности. Гордость? Ощущение предела какого-то?
Не знаю.
Наверно, просто в какой-то момент приходит понимание, что есть черта, за которую тебе ни в коем случае нельзя. Если хочешь собой остаться, конечно.
И потому я, ощущая внутри сладкую отчаянную готовность сдохнуть, но не отступить, повторила, тщательно выговаривая слоги:
— Об-щий. Что непонятного? Словно незнакомое? Расшифровать? Или не привык просто, когда так называют? Так привыкай!
Тигран стоял, словно в замедленной съемке, хлопая длиннющими ресницами, и меня на одно малюсенькое мгновение пронзило видением того, как бы выглядел наш с ним сын: крепкий, черноволосый колобок, с озорным взглядом и такими же длинными ресницами, а затем — такое же краткое, но невероятно острое сожаление, что этого не будет. Не будет на этом свете черноволосого малыша, так похожего на своего папу…
Злость, посетившая меня после этого, злость на этого похотливого гада, убившего нашего еще даже не зачатого, но уже такого любимого мною сына, была очень даже логичной.
И я, задохнувшись до боли от нее, не собираясь больше терпеть и мучиться, швырнула кружку с чаем на пол так, что брызги по всей кухне разлетелись, и толкнула что было силы мерзавца в грудь.
Отбила себе ладони, но сумела его пошатнуть. Наверно, больше эффект неожиданности сработал, чем моя сила, совершенно ничтожная по сравнению с его.