Тихая сатана. Кража. Сенсаций не будет

Чванов Владимир Ф.

– Пока не знаю, – осторожно ответил Петухов. – Только в те дни, когда Шахов подменял на дежурстве Мартынова, с двух автомашин в Заводском районе радиоприемники и скаты сняты. Это точно, я по сводке проверял.

– Любопытное совпадение. Время не зря потратил. Над этими кражами при таком материале можно поработать. Без меня сменщика не трогай, ничего не начинай. Завтра все обсудим.

ГЛАВА 10

Вечер выдался тихий, не по–осеннему теплый. Из массивных стеклянных дверей кинотеатра медленно выливался людской поток – только что закончился очередной сеанс.

Машина подкатила к знакомому дому. Метрах в десяти от подъезда, прислонившись

к стене, стоял пьяный с сеткой–авоськой в руках, в которой лежал разбитый арбуз.

– Соединись с дежурным, пусть подберут, – сказал Солдатов шоферу и быстро взбежал по лестнице. На его звонок дверь сразу же открылась.

– Это вы? – спросил Боровик спокойно, не удивившись, будто ожидал Солдатова. – Проходите.

В квартире было уже прибрано. Фарфоровый турок все так же безучастно смотрел прямо перед собой светящимися глазами. Из кухни доносился аппетитный запах яичницы и разогретого кофе.

– Что–нибудь случилось? – Боровик взял из рук Солдатова плащ.

– Да нет… вроде ничего.

Они прошли в комнату и уселись друг против друга за низким журнальным столиком.

– Поужинаете со мной? Правда, кроме яичницы и сыра, угостить ничем не смогу. Кофе или чай?

– Лучше чай.

От остального Солдатов отказался и тут же пожалел: он с удовольствием съел бы бутерброд.

– Покрепче?

– Пожалуйста, покрепче. – И, помогая освободить место для чашек, отодвинул в сторону пепельницу и газеты. – Вы меня не ругаете за позднее вторжение?

– Да нет. Как–то уж повелось, что раньше двенадцати не ложимся. То одно, то другое. – Боровик посмотрел на Солдатова и опустил голову. Солдатов заметил, что лоб его собеседника покрылся мелкой испариной: то ли от горячего кофе, то ли от волнения.

– Мне бы хотелось вернуться к разговору о ключах вашей жены. Эта деталь приобрела некоторое значение… Вот я и решил не дожидаться утра.

Боровик нахмурился, встал и, отодвинув стекло полированной стенки, вытащил конверт с типографской надписью «Союзхимэкспорт».

– Я понимаю, что вас заставило приехать ко мне. Еще в милиции я почувствовал вашу неудовлетворенность некоторыми моими ответами.

– Было такое дело.

– Я расскажу то, о чем не договорил в вашем кабинете. Там у меня для этого не хватило сил. – Боровик снова сел за столик. – Ключи жены никакого отношения к краже не имеют. Тем не менее сказать надо. В общем, ушла от меня жена. Неудобно об этом говорить, но недомолвки только во вред делу пойдут. И вас отвлекут… Хотите взглянуть на нее? – оживился Боровик и раскрыл конверт.

Солдатов взял отлично сделанный снимок. Молодая стройная женщина стояла, чуть опершись на теннисную ракетку. Она доверчиво улыбалась, на солнце блестели ее длинные вьющиеся волосы.

– Здесь ей двадцать шесть лет, – пояснил Боровик. – Тогда она еще работала на комбинате. Чертежницей. А вот этот, – он достал еще один снимок, – я сделал спустя два года после свадьбы. Кира закончила вечернее отделение института и работала в лаборатории.

Это была уже другая женщина. Сфотографированная у решетчатого парапета городской набережной, она стояла непринужденно, ее слегка пополневшее лицо было холодно и самодовольно.

Боровик вытряхнул из конверта остальные снимки.

– Это на даче у Щеглова. Вы знаете его? Он работал директором центральной гостиницы… А это нас пригласили на маленький пикник… Принести еще чаю? Да! У меня же есть коробка отличного печенья! – Боровик быстро поднялся и вышел на кухню.

– Мы прожили вместе шесть лет, – продолжал Боровик. – Это были хорошие годы. Я старше ее на восемь лет и знаю жизнь. Она была отличной женой. Но я перестарался. Работал как вол, чтобы не отказывать ей ни в чем, постепенно привык к ее капризам. В общем–то я благодарен судьбе, что

она связала меня с Кирой хотя бы на эти несколько лет. Я даже пошел учиться в текстильный институт – для большей интеллектуальной совместимости. – Он простодушно улыбнулся. – Но удар получил не с этой стороны. На выпускные экзамены из Москвы приехал один доцент. Как–то нас пригласили на банкет. Был там и он. Кривить душой не стану – доцент оказался бесспорным чемпионом застолья. Остроумные фразы, красивые тосты, блистательная речь – они и на меня произвели впечатление. После банкета все и началось. Я уж потом догадался. Сначала Кира рассчитала домашнюю работницу. Вроде резонно: зачем держать в доме постороннего человека, когда ее учеба закончилась? Потом она запретила мне покупать ей вещи, даже безделушки. Говорила, что ей хочется заняться мной. И она действительно стала больше заботиться обо мне. Я будто открыл для себя новую Киру, ее доброту, бескорыстность, искренность. А через полгода стала поговаривать о поступлении в аспирантуру. И ведь не настаивала. Просто мечтала. Она добилась того, что я сам стал уговаривать ее подать заявление. Понимаете, она вроде бы для меня согласилась. В результате сейчас она живет у доцента. – Боровик с минуту молчал, помешивая чай ложечкой. – Теперь–то я понимаю, почему она отказывалась от моих забот – она уже тогда решила рассчитаться за все, что я для нее сделал раньше. Но ушла не по–людски. Тайком, когда я на работе был.

– А вы пытались вернуть ее? С ее родными, знакомыми поговорить? Они бы вразумили…

– Я ездил к ней. Встретились у «Детского мира», но разговора не получилось, на торг наш разговор смахивал. Я даже растерялся поначалу. Совсем другим человеком стала. «Ты, – говорит она, – мне не даешь того, что я имею здесь. Москву менять не стану. Я жизнь настоящую увидела». Сгоряча проговорилась, что доцент диссертацию для нее пишет. «Как же можно вот так все, что у нас было, перечеркнуть?» – спрашиваю я ее. Она только поморщилась: слова все это… Написал я заявление, что согласен на развод, и уехал. А родные и знакомые – чем они могли помочь? Не их дело в чужой беде копаться. Ни брат ни сват не помогут.

Солдатов дружески похлопал Боровика по колену.

– Не отчаивайтесь! Жизнь–то продолжается.

– Конечно, – сказал Боровик. – От жизни под лавочку не спрячешься, я понимаю. Главное теперь – не выдумывать для себя ложных отношений: а то больно тяжелым похмельем оказывается… – Боровик с усмешкой посмотрел по сторонам. – Что вещи, безделушки? Ерунда все это. Доцент вот счастье средь бела дня выкрал – и хоть бы хны! Язык не поворачивается преступником его назвать… А ведь он настоящий преступник – наглый, прекрасно понимающий, что делает. Он сразу сообразил, в чем слабость Киры. Аспирантура, диссертация – как звучит! И поставьте рядом – ателье, закройщик, клиент… Кира тщеславная женщина, в этом и была ее слабость. Доцент сумел из этой слабости вырастить порок. Он ведь не доблестями своими соблазнил ее, тщеславие в ней растревожил. Закон за растление малолетних карает. Но ведь и взрослого человека можно растлить… Именно это он и сделал. Сознательно, тонко, умеючи. И ничего. Вчерашняя кража не так сильно ударила меня, как та. По сравнению с той… это пустяк. А может быть, я стал жертвой собственной ошибки?

– Возможно, хотя и не убежден, – участливо ответил Солдатов, – не ворошите старое. Впереди большая, новая жизнь.

– Еще чаю? – Боровик вопросительно посмотрел на него.

– Нет, спасибо. – Солдатов отодвинул чашку подальше, как бы давая этим понять, что чайная беседа кончилась. – Если вы не против… – начал было он, но Боровик остановил его выразительно теплым взглядом.

– Конечно, не против, – сказал он, улыбаясь. – Прекрасно понимаю, что вы пришли не для того, чтобы слушать мои воспоминания.