Тихая сатана. Кража. Сенсаций не будет
Шрифт:
Шахов не ответил. Он придирчиво наблюдал за тем, как этот розовощекий, гладко выбритый майор с красивым пробором внимательно листает его паспорт.
– Фамилия, год рождения, когда и за что судились?
– Ты, начальник, мою бирку читал. Моя фамилия ясно проставлена! – зло проговорил Шахов. Безразличный тон, каким был задан вопрос, взвинтил его. Благоухающий здоровьем и благополучием майор с самого начала не понравился Шахову.
– Шахов, что с вами? – вмешался Солдатов и укоризненно покачал головой. – Почему вы так разговариваете с
– Пусть побурчит, – сдерживая раздражение, проговорил Галенко. – Перейдем к делу. Ну так за что и когда судились?
– Не нукай. На мне нет уздечки. И на воле с тобой не встречался! – Шахова понесло.
– Прекратите разговаривать таким тоном! – требовательно произнес Солдатов.
Галенко пододвинул к себе коробку со скрепками, достал одну, медленно распрямил ее и невозмутимо проговорил:
– К сожалению, раньше не встречались. Это верно. Но слыхать – слыхал. Говорили, что вы еще с Серегой– Одессой ходили…
– В баню вместе ходил…
– И только–то? Очень впечатляюще. Напрасно так, Шахов, напрасно! – Галенко исподлобья посмотрел на него. – Не рекомендую своими ответами нам одолжение делать, любезность оказывать.
Шахов насторожился и вопросительно посмотрел на Солдатова, А тот, поймав его взгляд, посоветовал:
– Расскажите начальнику, как грабеж совершили, как вас задержали, почему на дело опять пошли.
– Вот теперь все ясно. – Шахов насмешливо фыркнул и, сложив руки на коленях, слегка согнулся. – Отвечаю. Значит, так, прошу записывать. Пошел я продавать дамские туфли, не впору они пришлись моей…
– Жене? – уточняя, спросил Галенко.
– А это уж мое сугубо личное, – отрубил Шахов. – Пока с покупательницей о цене сговаривался, парень, которого я не знаю, схватил сумочку. Гражданке этой сумочку вернули, а я без туфель остался. Вот и вся история.
– Ну и ну! Выходит, вы еще и пострадали? – рассмеялся Галенко.
– А вы в этом еще не разобрались? – Шахов задал вопрос естественно. Он неплохо изобразил на лице недоумение. Оно и сейчас плавало в его глазах. – Этого пострадавшего еще и в камеру посадили. – Шахов деланно возмутился и неожиданно громко закашлялся в кулак.
– Сочувствую всей душой, – искренне рассмеялся Галенко. – Ну вот что, Шахов, – уже серьезно сказал он. – Не думаю, чтобы все это избавило вас от ответственности. Советую посмотреть правде в глаза. Еще не поздно. Рассказывайте откровенно. Мартынов признался. Обыск кое–что дал…
– Ах, извините, товарищ майор! Спасибо за разъяснения. Я все расскажу. – Шахов изобразил на своем лице испуг и покорность. – Только сейчас я понял, что вы мне добра желаете. Как я рад, что еще на бумагу не занесли мое вранье, а то бы мне еще хуже стало. Для вас я готов на все. Только теперь я осознал, что действительно совершил грабеж. Спасибо вам, товарищ начальник! – Паясничая, Шахов встал со стула и поклонился. Поймав на себе осуждающий взгляд Солдатова, он почувствовал бессмысленность своей выходки и обозлился еще больше,
– Вот и поговорили, – выдохнул он, усаживаясь на стул. – А за незаконный обыск ответите и за то, что дело шьете. Я жалобу прокурору писать буду.
– Что с вами творится сегодня, Шахов? – невольно вырвалось у Солдатова. – Вчера же договорились, что вы обо всем подумаете…
– Так то было вчера! Недаром говорят: во хмелю – намелю, а просплюсь – отопрусь! – Шахов, казалось, упивался своей яростью.
– Вчера вы не были пьяны.
– А вы проверили? Освидетельствовали? К врачу посылали?
Галенко встал и, наклонившись над столом, словно хотел получше вглядеться в Шахова, резко сказал:
– Хватит. У вас судимостей полная горсть. Не набивайте себе цену.
Шахов вскинул голову, в упор посмотрел на Галенко.
– Ну, спасибо, начальник, – губы его искривились. – Я сразу понял, что разговор у нас не получится.
– Это как же понять? Разъясните…
– Разъяснять нечего. Нутром почувствовал. Забота у вас одна – ошейник накинуть и жизнь мою растолочь. А мне еще пожить охота. Как–никак помоложе вас, – грубовато, но убежденно выпалил Шахов. Он взглянул на Галенко и заметил на его лице грустную добродушную улыбку. Она была для него неожиданной.
– Зря, Шахов, – тихо проговорил Галенко, и его улыбка сменилась сожалением, – никто вашу жизнь в шелуху превращать не намерен. Скажу больше, вы сами, своими руками это давно уже сделали. А жаль, – искренне сказал он. Лицо Галенко сморщилось, как от боли, и стало озабоченно–сердитым. – Еще раз советую – одумайтесь. Для вас еще не все потеряно. И совесть…
– Совесть? Меня совестью одеколонить нечего, – огрызнулся Шахов, и его охватило чувство досады: опять не смог удержаться от грубости. Он до ломоты сжал челюсти, понимая, что без причины обидел сейчас майора и Солдатова.
– Ну что ж, Шахов! Как говорят в таких случаях, рад был познакомиться. Жалею, что разговор у нас не получился.
Кося взглядом, Шахов смотрел на уходящего Галенко. На какую–то минуту он смолк. Потом решил: «Лирика все это. Жил и проживу без нее. Чихать я на все хотел в теперешнем положении».
Оставшись вдвоем с Солдатовым, Шахов пытался забыть о неприятном разговоре с Галенко. Ссутулившись, широким ребристым ногтем большого пальца он стал ковырять зеленое сукно письменного стола.
– Не надо портить имущество… Шахов убрал руку со стола.
– Нехорошо говорили. Тяжелый, занозистый у вас характер, – осуждающе произнес Солдатов. – С вами не соскучишься. – И чтобы успокоить его, Солдатов добавил: – Что сделано – то сделано. Теперь нечего нос вешать.
– А я не вешаю. Подумаешь, пришел. Ну и познакомились: здрасте – до свидания! – Шахов разогнулся и устремил свой взгляд в окно. – Сяду я, получу срок или не получу, ему–то какое дело!
– Давайте, Шахов, продолжим нашу пресс–конференцию, – сказал Солдатов, – время уходит.