Тихие приюты

Быков В.

Получилось нечто невообразимое.

Нравственное состояние было непередаваемое.

Я был между жизнью и смертью.

Два года такой работы породили между мной и моими читателями и сотрудниками целый ряд самых невозможных осложнений, совершенно разбили мои нервы, и у меня начались серьезные сердечные припадки.

Какой-то голос говорил мне: нельзя на старую одежду наклеивать новые заплаты, ибо новая заплата отдерет от старого и сделает еще большую дыру (Мк. 2, 21).

Я начал искать утешения в молитве и в Слове Божием. Последнее, как молотом, стучало в мое сердце и, как ярко ослепляющая молния во мраке глубокой

ночи, строго, неприкровенно указывало мне, что я стою на самом неверном, на самом опасном пути.

В конце 1911 года я выступил впервые с лекциями против спиритизма в аудитории Московского исторического музея. Успех был огромный, но все знали, что у меня продолжалась подписка на «Спиритуалист» на 1912 год, и я получил массу вполне заслуженных упреков и недоумений по поводу моей некрасивой политики.

Наконец, я начал выступать с бесплатными лекциями христианско-нравственного направления, вне зависимости от pro или contra спиритизма, сначала в своем кружке, удалив из практики его всевозможные бывшие до этого сеансы и другие эксперименты оккультно-спиритического направления, привлекавшие на наши собрания массу публики; затем в публичных беседах в Московском женском клубе, в аудитории Политехнического общества, и т. д.

Только лишь эти лекции подбадривали меня и обновляли мою душу.

Весна 1912 года застала меня настолько разбитым и нравственно, и физически человеком, что, как говорится, краше в гроб кладут.

К работе я был уже совершенно неспособен.

Доктора посоветовали мне ликвидировать, хоть на время, все и ехать на продолжительный отдых.

Я решил ехать в Америку.

Мне казалось, что только лишь резкая перемена впечатлений, возможно продолжительная оторванность от дела, от семьи и такая невообразимая сутолока жизни, какой отличаются крупные северо-американские центры, могут отвлечь меня от моих тяжелых переживаний и этим отвлечением вылечить больную душу.

Я собирался ехать вместе с сыном.

Путешествие в Америку привлекало меня еще тем, что я был там в годы своей ранней молодости, когда занимался исследованием местных религиозных деноминаций, и у меня еще и по настоящее время сохранились с этой страной самые лучшие связи.

Там у меня много и друзей, и знакомых.

Но Господу не угодно было это мое путешествие.

Происшедшая как раз за несколько недель до предполагаемого мной отъезда страшная гибель «Титаника», на котором нашел преждевременную кончину известный спирит, мой единомышленник, Вильям Стэд, изменила все мои планы.

Семья самым решительным образом запротестовала против моей поездки, согласившись, вследствие моей личной неуступчивости, на нее не ранней весной, как я проектировал, а в середине лета.

А до этого времени меня пригласил к себе на неколько времени один мой приятель в свое имение в Калужской губернии.

Эта последняя моя поездка вместо двух-трех недель удержала меня в Калужской губернии три месяца.

За эти три месяца я возродился духом, совершенно укрепил свои нервы, расшатанное здоровье и пришел к бесповоротному решению совершенно порвать со своей многолетней антихристианской, еретической деятельностью, вернуться к догматам родной Православной Церкви и выступить на путь открытой борьбы с тем, что раньше возводил в культ и чему поклонялся.

И я почти тотчас же начал получать самое важное, самое главное. Навсегда

расставшись с тем, во что были убиты мои личные средства, ради чего я вошел в страшную задолженность, – словом, с человеческой точки зрения очутившись в положении человека, которому не на что жить, я начал впервые ощущать изумительное, непостигаемое человеческим умом Божье благословение и наблюдать благотворные результаты его.

Я не имею права до времени поведать реальные факты, свидетельствующие об этих результатах благословения, но я могу засвидетельствовать пока только лишь своим словом, совестью, что они так изумительны, так непостижимо трогательны в своем величии и простоте, что я даже не могу вспоминать о них иначе, как в трепетном благоговении и страхе Божием.

И действительно, я переживал после этого великого момента состояние человека, который в течение многих лет сидел в душной, беспросветной помойной яме, не видел света, настолько отвык от него, что имел о нем самое нелепое, уродливое представление, дышал испорченными, зараженными отвратительными миазмами испарениями и потом вышел на свежий, чистый воздух; впервые после большого темного перерыва увидел истинные лучи настоящего, теплого, всесогревающего, всеисцеляющего солнца.

И здесь, в этом самом факте, в этом самом пути, на который указал мне, как вы изволили усмотреть из предыдущей моей длинной эпопеи, Сам Господь, и Сам же Господь твердой рукой направил меня на него, помимо моего желания, – все совершилось, т. е. исцеление от физического и нравственного недугов, обновление души и возрождение человека в самом точном смысле этого слова. Все это произошло не на курорте, не в заграничной поездке, не благодаря бесцельному шатанию по всему свету, а только исключительно благодаря тому, что я стал на обычный путь простого, серого, темного русского православного мужичка, пошел на поклонение дивным православным святыням; и в оазисе, освежающем человеческую душу, возрождающем ее, – в Оптиной пустыни, среди старцев, – получил окончательное исцеление и навсегда.

Нашел «Тихий приют для отдыха страдающей души».

И вот постараюсь теперь по возможности правдивее, впрочем, неправды здесь сказать нельзя, ибо есть очень много свидетелей, наблюдавших это достойное внимания каждой страждущей души событие, постараюсь подробнее отметить те моменты, которые могут дать хоть слабый намек на изумительную, благодатную силу таких великих обителей нашего Православия, как Оптина пустынь и прилегающие к ней монастыри и общины и на силу духа таких великих подвижников этого Православия, как оптинские старцы, и иноки, и инокини этих обителей.

Мне особенно хотелось, чтобы эти строки, эти слова долетели до ушей и сердец моих бывших товарищей по несчастью, спиритов и оккультистов, которые теперь в слепом неведении ополчились против меня вполне понятными нападками и инсинуациями. Я хотел, чтобы они добровольно выслушали и прочитали эту правдивую исповедь, обратили внимание на ту изумительную, поразительную, благодатную, благотворную, истинную силу, которую они ищут, ради которой они так же, как и я, сошли с истинного пути правды, запутались в ужасных ухабах и вместо этой силы получают жалкий обман духа тьмы, гнусные подделки профессиональных медиумов и вымученный суррогат истины.