Тихие приюты
Шрифт:
Я успокоился, отойдя от человека высокой жизни, высокого духа и большой любви ко мне.
Точно так же было ко мне много обращений и писем от наших православных миссионеров и священников.
Было очень много увещательных писем от представителей инославных исповеданий.
Присылали увещания даже представители баптистских и евангелических общин в России, но я объяснял их попытки желанием привлечь меня к их сектам, хотя вскоре же убеждался, что у них не было в этом направлении никакой задней мысли, наоборот, некоторые из них указывали мне при своих увещаниях только на авторитеты Православной Церкви.
Особенно мне памятен следующий
Как сейчас помню поразившее меня до глубины души, оставившее во мне отчетливый след, послуживший чуть ли не самым первым импульсом для созидания в моей душе недоверия к спиритизму, его замечание на мой довод:
– А вы, Владимир Павлович, очевидно, не пожелали обратить внимание на следующие три важные обстоятельства во всей этой истории с Саулом: первое – это то, что Саул обратился к волшебнице после того, как Дух Господень оставил Саула (1 Цар. 16, 14; 28, 6, 15); затем на объяснение причины смерти Саула, которая ясно выражена в Паралипоменоне словами: так умер Саул (Саул взял меч и упал на него) за свое беззаконие, которое он сделал пред Господом, за то, что не соблюл слова Господня и обратился к волшебнице с вопросом, а не взыскал Господа. [За то] Он и умертвил его, и передал царство Давиду, сыну Пессееву (1 Парал. 10, 13–14), и, наконец, на то, что как и теперь у вас в спиритизме и оккультизме, так и тогда был допущен явный обман со стороны Аэндорской волшебницы. Прочитайте внимательно 28 главу Первой Книги Царств, с 7 по 25 стих, и вы увидите, что Самуила-то, т. е. его дух, видела только одна волшебница (1 Цар. 28, 12–14), и Саул переговаривался с Самуилом через волшебницу…
Много было получено писем от католических ксендзов.
Особенно же много увещаний было получено мной от проповедников различных американских религиозных деноминаций.
Последнее следует объяснить тем, что издававшиеся мной спиритические журналы в большом количестве выписывались, помимо Европы, в Америку и даже в Австралию.
Из последних особенно решительно заявил мне о моем заблуждении некто Вайт, который в такой форме выразил свое увещание:
«Дорогой брат, Господь наградил тебя даром убедительного слова. Если ты этот талант используешь на служение Тому, Кто дал его тебе, то Господь благословит тебя и в этой жизни, и в будущей; если же ты будешь им служить сатане в виде распространения его учения о спиритизме, то ты будешь проклят Господом и в этой жизни, и в будущей. Подумай над моим словом, ибо оно от Господа. Желающий спасения твоей души, брат И. Вайт».
Это последнее письмо произвело на меня очень сильное впечатление, можно даже сказать неизгладимое, но духи на наших сеансах с не меньшей настойчивостью успокаивали меня тем, что все это идет от происков низших духов, желающих отвести меня от света открывающейся мне правды; даже было названо имя одного из этих духов – «Низаника».
Я подробно останавливаюсь на этих увещаниях меня для того, чтобы яснее подчеркнуть, во-первых, милосердие Господа ко мне, как и ко всякому грешнику, гибели которого
Но, несомненно, счастье мое заключалось в том, что я, при всем своем уклонении от Божественной правды, особенно любил и особенно чтил Господа нашего Иисуса Христа.
И, само собой разумеется, как я не отстранял от себя приведенные выше письма и увещания совершенно посторонних мне людей, которые были движимы по отношению ко мне только лишь одной высоко христианской любовью, на поверхность моей духовной психики все чаще и чаще всплывали то любовные слова нежно-отеческих увещаний пастырей нашей Святой, Православной Церкви, то грозные напоминания о Божием наказании представителей других церквей, но особенно болезненно стучали в мою душу слова моего бывшего друга Д.С. Трифановского и американца И. Байта.
И очень часто, читая бесплатные лекции о спиритизме, а читал я их очень много, от 104 до 110 в год, в особенности за последнее время, когда мне приходилось трактовать те или другие спиритические доктрины, я начинал уже ощущать в себе довольно часто некоторое отсутствие личной уверенности в истинности своих положений.
Слова Божией правды пробили брешь.
Тем же временем мои материальные дела в спиритической деятельности начали все больше и больше расшатываться.
Сколько бы я не укладывал средств, какую бы массу я не затрачивал личной энергии, личного труда – все это падало в какую-то бездонную пропасть и ничего не обещало мне впереди.
Правда, духи, руководившие моим делом, все настойчивее и настойчивее твердили мне о том, что это так и быть должно; что это огонь, очищающий, испытующий меня; что вот-вот настанет время, когда на заложенном мною фундаменте вырастет колоссальное здание, которое удивит весь мир; но, увы, семя брошенного сомнения в мою душу и, самое главное, опасение потерять Божие благословение росло не по дням, а по часам.
Наконец я почувствовал, что в моей доселе дружной личной семье начинается какой-то мучительный разлад.
Меня начало охватывать ужасом в точном смысле этого слова.
К этому времени подоспели два в высокой степени знаменательные факта в этой стороне моей жизненной деятельности, которые и до сих пор побуждают меня смотреть на них с высоким благоговением, как на мудрые пути любвеобильнейшего Господа, желающего спасти душу погибавшего грешника, запутавшегося при искреннем стремлении подойти ближе к правде, к истине.
Здесь на мне чрезвычайно ясно оправдались два великих обетования:
Благ Господь… к душе, ищущей Его (Плач. 3, 25).
Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся (Мф. 5, 6).
Личные мои средства совершенно иссякли.
На деле и на моих плечах состояла масса долгов. Лицо, которое вначале поддерживало меня материально, совершенно отошло от меня. Другое, которое ссужало меня средствами под векселя с тем, что я буду уплачивать свои долги тогда, когда у меня будут деньги, совершенно неожиданно для меня отошло в иной мир, и мои обязательства перешли к наследникам, к людям, прежде всего, небогатым, затем не имеющим ничего общего со спиритическим движением и относящимися к нему в лучшем случае безразлично.