«Тихий Дон»: судьба и правда великого романа
Шрифт:
Сивоволов исследовал топонимику «Тихого Дона» применительно к родной Каргинской станице. И установил подлинность большинства этих географических реалий и их названий, многие из которых живы и по сию пору: «Шолохов подробно описывает места вокруг Каргинской: балки, перелески, повороты дорог, едва заметный курган, пруд или мост, — пишет Сивоволов. <...> — Собирая материал, ездил я в Топкую балку, где убили Алешку Шамиля и где в 1921 году Михаил Шолохов едва не угодил в лапы бандитов. На обратном пути видел, как в стороне от наезженной полевой дороги “жемчужно-улыбчиво белела полоска Жирова пруда” <...> На обратном пути по Гусынской балке заехал в хутор
Рисунок С. Королькова
За Каргинской — Песчаный курган. Оттуда, стоя около батареи, Мелехов давал команду “полохнуть” из мортирки по мосту с красными. За увалом, неподалеку от Песчаного кургана — Рогожинский пруд, около которого после боя, направляясь домой, Григорий с ординарцем Прохором Зыковым останавливался на отдых. Куда ни посмотри — вокруг знакомые до слез родные места»89. «Знакомые до слез» и по роману «Тихий Дон» — неслучайно, описывая эти места, краевед постоянно цитирует роман, где детально они описаны. Краевед подчеркивает: Шолохов обладал недюжинной зрительной памятью и глубоким знанием истории разных мест, где разворачивается действие романа.
Описывая историю насыпного Меркулова кургана под Каргинской, где Христоня с отцом искали клад и нашли уголь, Сивоволов приводит в своей книге заметку из Вёшенской окружной газеты «Известия» от 16 августа 1922 года: оказывается в поисках клада краеведы и в самом деле раскапывали этот курган, но «вместо богатого клада отрыли пудов 25—30 древесного угля»90.
Как видим, не только исторические, но и географические реалии «Тихого Дона» свидетельствуют, насколько тесно связан роман с жизнью Вёшенской и окружавших ее реально существовавших — и существующих поныне — станиц и хуторов.
Плодом художественной фантазии автора «Тихого Дона» являлись только два населенных пункта — хутор Татарский и имение Листницких Ягодное.
Однако при «дактилоскопическом» анализе текста «Тихого Дона» становится очевидным, что они также связаны с биографией автора.
Свидетельства земляков Шолохова, собранные местными краеведами, позволяют сделать вывод: хутор Татарский — собирательный образ.
Называются, в частности, хутора, которые хорошо знал писатель: Каргин, где Шолохов в общей сложности прожил пятнадцать лет; Плешаков, расположенный на правой стороне Дона, напротив станицы Еланской, где также жил будущий писатель.
Как уже упоминалось, в Плешакове существовала мельница; и она сама, и те, кто работал на ней, — по мнению краеведов и исследователей творчества Шолохова — нашли отражение на страницах «Тихого Дона».
Однако, как установил Сивоволов, в Каргине также была мельница, которая по своим характеристикам ближе к описанию, данному в «Тихом Доне». По мнению Сивоволова, именно паровая мельница в Каргине — массивное двухэтажное сооружение с просорушкой, маслобойкой, кузницей, мощным немецким двигателем, принадлежавшая богатому купцу Тимофею Андреевичу Каргину, и явилась прообразом описанной в «Тихом Доне» паровой мельницы в Татарском.
А населил Шолохов эту мельницу людьми, которые,
Выросший в Каргине, Сивоволов провел тщательнейшее исследование и установил, какие реалии хутора Каргина, где прошло детство писателя, Шолохов перенес в придуманный им хутор Татарский.
Сивоволов сопоставил план застройки дореволюционного Каргина с описанием хутора Татарского, приложив этот план с расшифровкой к тексту своей книги. И действительно, на этом плане обозначены и рыночная площадь с пожарным сараем, и майдан, и церковь с караулкой, и школа, и торговый дом купца Лёвочкина (в романе — Мохова), и мельница, и почта на главной улице, и дом, где находилось агентство фирмы «Зингер», и дома двух священников — жителей хутора Татарского, — с такой точностью, будто это план застройки не хутора Каргина, а хутора Татарского92.
Не менее выразителен этот план и в отношении прилегающей к Каргину местности. Слева обозначена длинная лента Забурунного лога — он неоднократно упоминается в романе. Справа — Мокрый луг с зарослями чакана, также знакомый нам по «Тихому Дону». Внизу стрелка указывает: «К Шамилевскому пруду».
На плане хутора обозначен и квартал, где жили братья Ковалевы (Шамили), и дома уже знакомых нам по предыдущему повествованию жителей Каргина — героев «Тихого Дона»: Михаила Копылова, Михаила Иванкова, Петра Семиглазова, каргинского атамана Федора Лиховидова, Василия Стороженко, Аникушки Антипова, Лукешки-косой... На плане виден и тот сарай, где держали Михаила Кошевого и сына грачевского попа Александрова перед поркой на майдане (священник Александров в Грачеве также существовал в действительности). Обозначен дом, где до 1917 года жил М. А. Шолохов. А чтобы окончательно подтвердить достоверность этих сведений, указан и дом самого краеведа, уроженца и жителя Каргина Георгия Яковлевича Сивоволова, чей вклад в шолоховедение воистину бесценен.
Ибо без таких подвижников, как он, многое в романе было бы непонятным, многое было бы утрачено навсегда. Читаем в романе, к примеру, описание базара на главной площади в Татарском: «... На квадрате площади дыбились задранные оглобли повозок, визжали лошади, сновал разный народ; около пожарного сарая болгары-огородники торговали овощной снедью, разложенной на длинных ряднах, позади них кучились оравами ребятишки, глазея на распряженных верблюдов, надменно оглядывавших базарную площадь, и толпы народа, перекипавшие краснооколыми фуражками и цветастой россыпью бабьих платков» (2, 239—240).
Возникает недоуменный вопрос: откуда в хуторе Татарском на Дону болгары-огородники? Верблюды?
Недоумение рассеивается, когда обращаешься к краеведческому исследованию Сивоволова. Оказывается, на левой стороне Чира землю традиционно арендовали у станичников болгары-огородники, которые разбивали там овощные плантации. Рядом с пожарным сараем, почти за домом, где жил Шолохов, на лавках и ряднах болгары раскладывали свои овощи. А жители астраханских и калмыцких степей приезжали торговать на воскресных базарах на верблюдах. Так что строки эти, — пишет Сивоволов, — «навеяны детскими воспоминаниями»93.