«Тихий Дон»: судьба и правда великого романа
Шрифт:
Видишь ли, к размышлениям подобного сорта толкает меня следующее: Мирумов хотя и обещал комнату через 2—3 м[еся]ца, но я боюсь, что это обещание обещанием и останется. Нет жилья в Москве! В доме 14/2 отстраивается 2-этажный дом, комнат будет 20. Кандидатов же — 300. Вот почему я теряю надежду. Теперь я думал снять квартиру у частновладельца за городом, искал, нащупывал; комнату можно найти верстах в 20-ти от Москвы (ты не пугайся расстояния: 20 верст — это 1/2 часа езды), в дачной местности, но... цена не меньше 30—35 р. в месяц. Если к этому прибавить отопление, освещение и стоимость ежедневного проезда в Москву и обратно, то получится круглая цифра в 60
Ох, как меня не обольщает эта перспектива! И я, Маруся, склоняюсь к тому, чтобы эту зиму перебыть там, написать роман (к маю т/г [того года] я напишу его, это вне всякого сомнения), отдыхая от романа, писать рассказы, хоть один в месяц, а уже весной ехать в Москву. Паевые взносы 200 р. я внесу, и к весне будущего года мне будет квартира непременно. Я так рассчитываю: в начале сентября получу 900—1000 р., куплю тебе пальто, зимнюю шляпу, материала платья на четыре, на белье, потом ф[унтов] 20 конфет, чаю, кофе, какао, мясорубку, керосинку и пр. и пр. и катну к тебе <...>
Снимем с тобой “флигелек” (хотя бы Мокеичев), и до весны я черту рога сломлю! Кроме романа, я напишу 10—12 рассказов, которые дадут самое малое 1500 р., а уж тогда переберемся в Москву и посмотрим, что из этого выйдет <...>
Я не беру на себя смелость решать этот вопрос один, жду твоего совета.
Если ты склонна разделить мое мнение, т. е. остаться до весны в Букановской, то дай мне полный список необходимых закупок. Все привезу.
У меня за эти дни, веришь, голова раскололась. Чертовское настроение и полнейшее нежелание работать. Пиши же скорее, моя славная, жду. На меня это летнее безденежье произвело такое удручающее впечатление, что я вначале готов был хоть за 30 р. в месяц служить, а сейчас нет, погоди! Поищем лучшего <...> Мне так легко сейчас! Знаю твердо, что больше уж мы не будем переживать подобного»102.
Ссылаясь на материальные трудности, Шолохов настойчиво подводит жену к мысли о необходимости остаться жить на Дону, чтобы получить возможность работать над романом.
«Гамлетовский» вопрос — переезжать в Москву или остаться на Дону, был решен в пользу «Тихого Дона».
Начав работу над «Тихим Доном» в 1925 году, а потом приостановив ее ради рассказов, чтобы благодаря им, заработать деньги, а, следовательно, возможность писать «полотно», Шолохов к весне 1926 года буквально «заболел» романом, он был переполнен им настолько, что, отодвинув в сторону столичную жизнь, к ноябрю 1926 года вернулся на Дон, чтобы сразу же засесть за письменный стол.
В рукописи, как вы помните, нашла отражение точная дата, когда Шолохов осуществил это намерение.
«Вёшенская.
6-го ноября 1926
Тихий Дон.
Роман
Часть 1».
Рукопись как бы «состыковалась» с историей ее создания, отраженной в письмах писателя жене. Сама эта манера — указывать в верхнем левом углу точную дату и место написания текста — чисто шолоховская. Каждое из его писем начинается точно так, иногда даже с упоминанием не только дня, но и часа: «9 ноября 1924 г.
Слобода Ольховский Рог.
2 часа дня».
Это — письмо жене по дороге в Москву. Или:
«Москва.
16 ноября 24 г.
ночь».
Это — первое письмо жене из Москвы. Или:
«Москва
20-го ноября с. г. (1924)»
И т. д.
Приехав в Вёшенскую осенью 1926 г., Шолохов погрузился в роман «Тихий Дон» настолько глубоко, что забыл о своих намерениях, «отдыхать от романа, писать рассказы, хоть один в месяц». За время работы над романом «Тихий Дон» Шолохов не написал ни одного рассказа. Темп его работы над романом был таким же сокрушительным, как и во время его работы над «Донскими рассказами».
Свидетельство тому, — не только его письма жене, но и другие источники, и прежде всего, свидетельства самого М. А. Шолохова, дополнительно раскрывающие историю замысла романа, его постепенное видоизменение.
В 1928 году, когда еще шла публикация первых двух книг «Тихого Дона», на встрече со студентами Ростовского университета Шолохов так рассказывал о своем замысле и работе над романом:
«Михаил Александрович заговорил о том, как создавался “Тихий Дон”, — рассказывает присутствовавший на встрече М. Обухов. — Первоначально была задумана повесть о Подтелкове и Кривошлыкове. Когда Шолохов начал писать сцену их казни, то подумал, что читателю будет неясно, почему казаки-фронтовики отказались расстреливать подтелковцев.
По этому поводу писатель вновь много разговаривал с жителями станицы Букановской и соседнего с ней хутора Пономарева, возле которого производилась казнь казаков-революционеров, походил по окрестным станицам и хуторам. И тут пришел к мысли: не повесть надо писать, а роман с широким показом мировой войны, тогда станет ясным, что объединяло казаков-фронтовиков с солдатами-фронтовиками. После этого Шолохов вновь много расспрашивал участников первой мировой войны, изучал архивы. И только когда собрал громаднейший материал, засел за роман.
Но в процессе работы вновь почувствовал неудовлетворенность. Хорошо ли поймут читатели, что отличало казаков от “мужиков”? Опять отложил работу, пришлось искать новое начало. Так он пришел к довоенным годам.
— А что сделали с ранней редакцией о Подтелкове и Кривошлыкове? — задал вопрос кто-то из слушателей.
— Все кстати пришлось, — Шолохов улыбнулся веселой белозубой улыбкой. — Так получилось: второй том написан раньше первого. (Я думаю, что главным героем еще не был Григорий Мелехов. — М. О.)»103.
Это свидетельство раскрывает алгоритм работы Шолохова над «Тихим Доном».
В 1924—1925 годах одновременно с «Донскими рассказами» Шолохов пишет повесть о Подтелкове и Кривошлыкове, которая называлась «Донщина» и составляла 4—5 авторских листов.
Позже, отказавшись от этого замысла, он начинает писать «не повесть, а роман с широким показом мировой войны», — «Тихий Дон», к которому он и приступил, как уже говорилось, осенью 1925 года. Но, пересмотрев и этот замысел, осенью 1926 года он вновь приступает к «Тихому Дону», теперь начав его с «довоенных годов».