Тихий Холм
Шрифт:
Подойдя к проходу, я неуверенно оглянулся. Сибил стояла на фоне белого окна и опять смотрела в окно. Я поймал себя на мысли, что с тех пор, как Сибил появилась в антикварной лавке, она почему-то всё время следит за улицей. Боится?
– Сибил?
Она нехотя обернулась. «Ты ещё здесь?»
– Да?
Мне хотелось легонько дать понять, что всё вовсе не так просто, как ей кажется. Я был неправ, когда думал, что непонимание лучше. Сибил нужно было знать… знать, что в тумане таится более грозная опасность, чем наркоторговцы.
И ещё мне хотелось выговориться, озвучить
– Ты что-нибудь знаешь о…
Мягкие метафоры не приходили на ум, приходилось называть вещи своими именами:
– Тебе не кажется, что всё это похоже на другой мир? Как будто мы попали в какой-то кошмарный сон…
Слова давались с трудом и звучали всё глупее. Я почувствовал, что краснею. Сибил спросила:
– О чём ты?
«Ну как, как объяснить?»
– То есть я не уверен, – пробормотал я. – Просто пытаюсь понять, осмыслить происходящее, но в результате увязаю всё глубже…
Другие миры, параллельная реальность… Нет, ничего не подходило для описания того царства кромешного ужаса, в который превращался город с падением тьмы. Но я старался. Старался, как мог:
– Понимаешь, там темно, словно вдруг настала ночь. Я слышал звуки сирен, когда очутился там впервые. Потом это происходило несколько раз, и каждый раз я видел ужасные чудовища, бродящие во мгле. Ещё я встретил там медсестру, Лизу. Она была напугана…
«Лиза? При чём тут Лиза?»
– Мне кажется, – промямлил я, – я был в каком-то ином мире, но не по-настоящему… не совсем по-настоящему. Помутнение сознания – ну как некоторые виды галлюцинаций… Ты знаешь?
По мере того, как на лице Сибил просматривалась жалость, меня охватывало раздражение. Боже, какую чушь я несу! И кому – Сибил, человеку, который меньше всех может меня понять! Она подумает, что я просто пытаюсь её запугать – «ох уж эти писательские штучки»… Или, хуже того, сочтёт меня полностью свихнувшимся на почве волнений за свою дочь.
– Гарри, я не совсем понимаю, о чём ты…
Конечно, не понимает. Я тяжко вздохнул:
– Эх… Да так, мысли вслух. Не бери в голову.
Сибил положила руку мне на плечо:
– Гарри, ты просто устал. Может, всё-таки мне…
– Устал?.. – переспросил я. И внезапно со всей полнотой чувств ощутил, НАСКОЛЬКО я устал. Я не спал, не ел и не пил уже почти сутки (если не считать сном отключку разума, ни на йоту не способствующие восстановлению душевных и физических сил). Всё время на ногах, мечущийся из одного конца города в другой, то и дело вступающий в изнурительные стычки с различными тварями… Я устал.
– Да, – сказал я, – возможно, так и есть.
С этими словами я залез в пролом. Лестница вела круто вниз. Я держал в руке ненужный пистолет и тупо шагал вперёд, чувствуя гудение в ногах. Ветхие половицы скрипели. Под антикварным магазином оказалось ещё одно помещение. Я вспомнил, что Далия Гиллеспи что-то говорила про «другую церковь». Может, она и есть?
На толстой металлической двери внизу был нарисован странный знак. Слава Богу, не проклятая печать Самаэля, но что-то очень похожее. Это был двойной круг с вписанными в него тремя кругами меньшего радиуса. Между
В продолговатом помещении не было ни одного источника света – слабые лучики, падающие сверху с пролома, досюда уже не долетали, и поэтому я ничего не мог видеть. Так и слепо пошёл вперёд, полагаясь на руки. В ширину комната составляла шагов шесть-семь, а в длину… Я отмеривал количество шагов. Двадцать… Тридцать… Похоже на миниатюрный зал, подумал я и тут же коснулся животом какой-то стойки. Стойка была не очень высокой, на нём я нащупал несколько чаш. Пролез пальцами в одну из них и обнаружил горсть маслянистого порошка. Вспомнив рассказ Сибил о наркотиках, я с отвращением вытер кисть о брюки. Неужели всего лишь нарколаборатория?
Это не была нарколаборатория. Потому что когда прямо передо мной вспыхнул ярко-красный язык пламени, я увидел, что стены комнаты сплошь обвешаны выцветшими иконами. Но святые, изображённые на них… не думаю, что в Священном Писании шла речь хотя бы об одном из них: красивая статная женщина, закутанная в ниспадающее белое одеяние, человек с густой чёрной бородой и тяжёлым взглядом серых глаз… Пламя, взявшееся из ниоткуда, вздрагивало и потрескивало, освещая стойку, которая на самом деле оказалась алтарём. Над алтарём был нарисован тот же знак, что и на двери.
«Другая церковь». Я стоял в грязной церквушке, Бог знает зачем погребённой под помещением антикварной лавки. Но в отличие от безжизненной христианской церкви, здесь чувствовалась истинная Вера – пусть и сокрытая от мира, но тщательно хранимая и лелеемая. Порошок, насыпанный в чашу, догорал, распространяя незнакомый запах, похожий на аромат лаванды. Языки пламени стремительно укорачивались. Моя изломанная тень скользнула вниз по стенам, юркнув к подошвам ботинок. Прежде чем я успел что-либо понять, комната вновь наполнилась густой тьмой.
Но эта тьма была не такой, как раньше. Я ощутил, как силы вытекают из моего тела, всасываясь во тьму. Она отбирала мою жизнь, как губка, впитывающая воду. Ноги отказывались меня держать; я упал на жёсткий каменный пол лицом вниз, расшибив себе нос. Попытался закричать, но не вышло – крик умер в зачатке, не в силах преодолеть забитые лабиринты бронхов.
… последнее, что я увидел – двойной круг на стене, светящийся неземным алым светом.
Пробуждение было сродни пытке. Просторы сна были колючими и извилистыми, как бывает, когда ты лежишь с высокой температурой. Я видел неясные серые тени, снующие в темноте. Они пугали меня, и я знал, что для того, чтобы избавиться от них, мне нужно открыть глаза. Всего лишь открыть глаза… Задача стала для меня почти непосильной. Даже окончательно придя в себя, я не мог собраться. Подушка, бережливо подложенная под голову, насквозь пропиталась солёным потом. Я заворочался с бока на бок. Горло трескалось от сухости и горечи. Я попытался прошептать: «Воды…», – но губы не хотели служить без немедленного вливания живительной влаги.