Тильда. Маяк на краю света
Шрифт:
«Останутся шрамы». Я потянулась проверить. Клочья, дыры и… удар током. Теперь я чувствую. Взвыла.
— Руки, — только отозвался мой провожатый, пропавший с незримого горизонта.
И мягко, но твердо опустил их мне на колени.
— Все будет хорошо.
Будет хорошо?!. Да никогда! Могло быть хорошо вчера утром, когда я привидением тащилась домой… Еще могло. А теперь уже никогда не будет.
Внутренности, скрученные в узел, выстрелили, будто распрямившаяся пружина. Я согнулась от резкой боли. Они больше во мне не помещались, но и прорвать
Лекари в трактатах называют это «феноменом шока». Организм по-быстрому выбрасывает в кровь лошадиную долю анестетика, чтобы встретить опасность лицом к лицу и победить, ну, а боль оставляет на потом, на сладкое. И вот — теперь отведенный мне анестетик заканчивался. Быстро, неумолимо и беспощадно. Я впилась пальцами в матрас: горло пульсировало неясными толчками, по спине вился струйками ледяной пот, глаза — по-прежнему слепые — пытались выскочить из орбит, и там, снаружи, их словно снова терзали когти налетевшей с воздуха птицы. Вздохнуть сделалось невозможно, я сучила ногами по полу и в мучениях умирала.
О чем я буду жалеть?.. О том, что так и не начала жить, как пела Аврора в своей арии третьего дня…
Взорвавший изуродованное лицо водяной фонтан стал полной неожиданностью. Я дернулась, пытаясь зажмуриться, отбиться, кажется, закричала…
— Спокойно, спокойно, — придержал пират мои руки вновь. — Это цитрусовое зелье. Расходую на тебя судовой запас, глупая. Ну, кто бросается на ближайшего родственника предводителя, а?.. Спокойно… За такое и на месте могли убить. Но судить вас с командором будут позже. Будто вчера родилась.
И он подул мне в лицо. Больно. Я не знаю, текли ли слезы. Или это была кровь. Или зелье.
Я действительно родилась вчера. Когда ступила на палубу этого идиотского корабля.
Судить… Меня и Фарра. Смех и грех. Его даже жальче, ведь всегда судил ОН, и никогда — ЕГО. Его вообще судить было чревато…
Мой неожиданный врачеватель брызгал еще и еще, боль шипела, пряталась в угол, как опасная змея. Промокнул чем-то. Еще и еще. Промокал, мыл, тер, щелкал ножницами. Должно быть, кожу. Я стискивала зубы, чтобы не завопить, но от того делалось лишь больнее. Пару раз взмахнула руками, пытаясь защититься от этого всего, и тогда обнаружила, что у пирата жесткая борода.
— Теперь мазь. Терпи. Или свяжу.
Я едва не порвала покрывало в куски. Лицо снова будто оборвало все связи с мозгом и исчезло. Затем мой мучитель принялся за примочки. Глаза… долгожданная прохлада. М-м… Даже захотелось улыбнуться, пока он обрабатывал щеки, лоб, макушку, затылок — ах, верно, я им тоже приложилась… А что насчет волос?.. Они у меня еще есть?..
Было бы жаль, если бы их состригли вместе с кожей.
В смягченные мазью опухшие губы мой врачеватель осторожно протолкнул трубочку. Приказал:
— Пей.
Я хотела бы сказать ему хоть что-нибудь, элементарное «спасибо» или категорическое «не буду», но послушалась. Рот онемел, жидкость втянуть получилось не сразу.
Где-то прогремел гром.
В холодном мятно-медовом отваре ощущения растворялись, парили, путались. Разведенное ветреное зелье. Легкая доза. Утишить боль души и тела.
Будто второй раз за сутки пережила морозный откат. И снова выжила.
Мне… становилось легче. Ужас бледнел, испарялся, оставались только волны и усиливающаяся качка.
Даже немного… смешно. Могла ли кудесница Тильда, сидя в башне Стольного города, догадываться, что однажды ей повыдергивает волосы сокол в море Белого Шепота, полном сирен?.. Потому что ей взбредет в голову напасть на…
— Он мог убить… моих друзей, — сочла нужным объяснить я, выпуская из губ соломинку.
Двигались они с трудом. И было больно. Но терпимо. Поэтому я добавила, просто чтобы проверить, что могу:
— Лопух.
— Это тебе они друзья. А ему — враги.
— Но без них он не дойдет на край света.
Да. Они слушались, чем дальше — тем лучше.
— На край света? Что ж, значит, в кои веке правду болтают на «Искателе».
Мой невидимый собеседник явно удивился и… обрадовался?.. Но продолжил заматывать мою голову вокруг, добравшись до носа. Морщиться в ответ на отдаленные боли при прикосновении плотного бинта было чревато.
— Вы доктор?
— Судовой плотник и лекарь, — подтвердил он мою догадку.
— И ВАМ поручили меня вести в трюм?..
— Капитан Гэрроу — конечно, скотина, но не настолько, чтобы запретить мне выполнить свой долг. К тому же, приближается шторм, матросы нужны на палубе. Что там насчет края света?
— Так вы не знали, куда мы плывем?
Душа и истерика благополучно отправились на покой. Какое облегчение. И можно было систематизировать накопленную за сутки информацию в процессе дискуссии. Да, говорить неудобно, но после пережитой болевой атаки это все мелочи.
Капитан Гэрроу — «скотина»?.. Неожиданно.
Судовой врач рассмеялся, продолжая колдовать над моей головой.
— Куда капитан скажет, туда и плывем. Обычное дело. Но — на край света?.. Это любопытно.
А мне любопытно, почему любопытно ему… Наверное, следовало бы переживать за Фарра, за Ро, за наше положение, жизнь и будущее… Но… было пусто. Вероятно, мне не хватало благородного альтруизма моих друзей. Исследовать, узнать… вот, что имело настоящую ценность.
И без глаз это будет проблематично.
— Говорите, зрение вернется?
Простерла руки в пустоту. Целитель их ловко поймал, снимая ошметки рукавов и — по идее — рассматривая. В последний раз коснулся головы, принялся за руки.
— Когда я сниму повязку. Сама не трогай.
— Почему вам любопытен край света? Это не легенда?
Я облизала губы языком. Печет по уголкам, как раскаленными углями…
Многие интеллигентные люди считают, что легенда. Я тоже не была никогда уверена, а вот материалист Фарр резко поменял мнение. Женившись на девушке… с того самого света.