Тимур. Тамерлан
Шрифт:
«Не найдут, — лихорадочно думал Искендер. — Про волшебные чернила я, кажется, ни слова не сказал подлецу Сулейманбеку».
— Признайся, зачем ты говорил ему вчера всю ту чушь, о которой он мне понарассказал? — спросил Тамерлан, глядя прямо в глаза Искендеру. Голос его был в точности таким же, как во сне, когда он спрашивал: «Почему ты боишься меня, урус? Не бойся меня живого, бойся мёртвого!» Может быть, это какая-то игра?
Искендер вдруг напрягся, собрал остатки самообладания и сказал:
— Не обращайте внимания, хазрет. Глупый пьяный разговор. Я говорил
— Если честно, — вздохнул Тамерлан и поманил Искендера, чтобы сказать ему на ухо: — Если честно, то я опять увидел тот сон. Я уж думал, вино излечило меня от него, и вот сегодня — опять.
— Но ведь в Баги-Дилгуше он вам тоже снился, хазрет, — напомнил мирза.
— Разве? — задумался Тамерлан. — А по-моему, там не снился… Или снился?.. Ну, не знаю. Почему-то мне захотелось туда. А знаешь что? Я расположен к тому, чтобы немного подиктовать. Как раз покуда управятся с приготовлениями к отправке, возвратятся те, кого я послал обыскивать тебя. Ты уж извини… А тогда отрежем азербайджанцу его гнилой язык и отправимся в Баги-Дилгуш. Ты завтракал?
— Нет, и пока не хочу.
— Готов записывать?
— Конечно, хазрет! Кто я такой, чтобы вы спрашивали у меня! Я в любую минуту готов хоть со скалы в пропасть кинуться по вашему приказанию.
— Ладно, ладно, ты не ассасинский фидаин, а я не какой-нибудь там шах-аль-джабаль. Эй, тащите сюда письменные принадлежности мирзы Искендера.
Через пять минут мирза уже сидел над бумагами, держа в руке остро отточенный калям, а Тамерлан, расположившись поудобнее и попивая ледяной кумыс, мысленно возвращался к годам своей юности.
— На чём мы там закончили в последний раз?
«В последний раз», — эхом отозвалось в душе у мирзы Искендера. Быть может, это всё теперь в последний раз и Тамерлан просто играется с ним, как кот с мышкой? Он вздохнул и ответил:
— В последний раз вы диктовали мне три дня назад в Баги-Чинаране. Мы тогда совсем чуть-чуть продвинулись и остановились на том, как войска Токлук Тимура и Ильяс-Ходжи, двигаясь против вас, овладели областями Термеза и Балха, а местное население переправилось через Джайхун и встало под вашу защиту. И вот: «Через три дня утром три эмира Ильяс-Ходжи с шестью тысячами всадников остановились на противоположном берегу Джайхуна, изготовившись напасть на нас. Только река была меж ними и нами».
— Складно написано, — похвалил Тамерлан. — Дальше было так. Я позвал одного моего багатура по имени Тимур-Ходжа и отправил его послом к моим врагам. Я поручил его убедить их, что нельзя жить по волчьим законам вражды и ненависти, что люди должны возлюбить друг друга и потому враги наши должны отказаться от враждебных действий против нас. Короче, давай напишем даже примерный текст моего послания. Итак: «Все люди, населяющие землю, составляют как бы одно неделимое целое. Если кто-то нападает на кого-то и начинает враждовать
Тамерлан продолжал диктовать о том, как злодеи разрушили его миротворческую деятельность и, как он ни боролся за мир, они хотели войны. Пришлось воевать, рискуя жизнью, и малым, слабым ополченьицем громить несметные полчища негодяев. Искендер работал с увлечением. Письмо доставляло ему немыслимое наслаждение, никогда ещё диковатая чагатайская вязь не казалась ему столь прекрасной. Вот-вот должны были войти люди с его русской рукописью. Он так и видел их. Они уже успели подержать страницы над огнём, и им оставалось только сделать перевод с русского на чагатайский. Что будет с Истадой? Что будет с маленьким сыном?! Какая судьба ждёт их после того, как его казнят?.. А как, интересно, казнят его?.. Не повесят, это точно. Вешают только высокопоставленных чагатаев. Хорошо ещё, если просто отрубят голову на площади! На миру и смерть красна. Тамерлан может приказать содрать кожу и на этой коже написать какое-нибудь сочинение…
— Люди, преданные мне всем сердцем, пришли ко мне с поздравлениями. Победа и впрямь была блестящей, тут уж нечего возразить, — продолжал диктовать великий эмир.
Время тянулось медленно. Искендер сходил с ума от красоты рисуемых им букв, от страшных мыслей о жене и сыне, о собственной участи. Наконец, когда Тамерлан дошёл до того, как у него созрело намерение отнять у ханов Джете все города Турана, вошёл слуга и сообщил, что явились посланные. Затем по сигналу Тамерлана в шатёр вошёл юзбаши, лицо которого было знакомо Искендеру, а имени его он не знал.
— И вот, когда мне исполнилось тридцать шесть лет, я отправился в местность Джилан, — додиктовывал Тамерлан, кивнув вошедшему, — взял с собой главного своего эмира с воинами и двинулся в местность Кульмак, где и сделал остановку. И мы тут тоже сделаем остановку. Ну что, Ослан?
— Пусто. Мы нашли того уруса, про которого вы нам сказали, и он помогал нам, но ни одной рукописи на русском языке не обнаружили. Каримулла, которого вы отправили в тутошний дворец, тоже не нашёл ничего предосудительного.
— Прекрасно. Я так и знал, — промолвил Тамерлан. — Приведите мне теперь этого негодяя Сулейманбека, которому недолго остаётся произносить своё имя вслух. Молиться Аллаху он тоже скоро будет молча.
Искендер с каменным лицом ждал дальнейших указаний.
— На сегодня достаточно, — сказал ему Тамерлан. — Складывайся. Сейчас мы поговорим с этим проклятым азербайджанцем.
Мирзе Искендеру никоим образом не хотелось беседовать с Сулейманбеком, и прежде всего потому, что тот оказался предателем, доносчиком, а уж потом по разным другим причинам. Но ему предстояло в это чёрное, как дёготь, похмельное утро выдержать ещё и это испытание. В шатёр ввели уже связанного Сулейманбека.