ТКС. Книга вторая
Шрифт:
– А вдруг это Илгалея?
– Илгалея молчит… хотя да, я бы скорей поставил на неё. Женская месть и всё такое. Но твоя тётка обрела неприкосновенность, когда Аннмория вступила под протекторат Эрмитании. Пока Илгалея нужна отцу, применять жёсткие меры по отношению к правительнице союзного королевства никто не станет.
– Неужели тебе не хочется знать?
– Всё станет известно в своё время, - глубокомысленно заявил он.
– Или не станет, - мрачно возразила я.
– Или не станет, - согласился Кайлеан. Он повернулся ко мне, подпёр голову рукой,
– А вот если бы мы не встретились… и, допустим, ты выбрался как-нибудь сам…
– Не выбрался бы.
– Нет, ну, допустим. Ты бы женился по расчёту, как и собирался?
Кайлеан помолчал и сухо сказал:
– Женился.
Тут я поникла головой, а он продолжил:
– Вряд ли я осознавал бы ущербность своего существования в той реальности… но здесь и сейчас знаю - жизнь оказалась бы прожитой зря.
– Он засмеялся, глядя в моё просиявшее лицо.
И так каждую ночь мы проводили в любви и разговорах, и засыпали лишь под утро, а после на допросах Комиссии (которые дипломатично именовались беседами) я отчаянно боролась с зевотой. Однажды я всё-таки зевнула прямо следователю в лицо и, облизнув припухшие губы, пробормотала:
– Простите. Мы молодожёны.
Следователь, седоватый черноусый дядька, вдруг побагровел, кашлянул, поправил галстук, будто он его душил, и быстро завершил беседу, которая оказалась последней. Всё равно никаких тайн эрмитанского двора я не выдавала, упорно изображая полное неведение касаемо основных действующих лиц и их мотивов - в стиле “упал-очнулся-гипс”. Несколько раз на меня, как на гражданку Империи, пробовали надавить, но рядом неизменно присутствовал Кайлеан, коршуном нависавший над следователями, и скоро стало ясно, что давить на меня - руки коротки.
Так что, отдав должное формальностям, но зато пребывая теперь в Империи на вполне законных основаниях, мы покинули Мадрид и отправились в Петербург, где у Карагиллейнов, к моему ироническому удивлению, не оказалось фамильного особняка.
Пришлось как последним бродягам остановиться в “Англетере”. Кайлеан Георгиевич немного покапризничал, но потом оптимистично заявил, что мы здесь ненадолго, сойдёт и “Англетер”.
Конечно, я быстренько обзавелась мобильником и с трепетом набрала Женькин номер… ожидая бог знает чего, вплоть до похоронного марша вместо гудков, но внезапно услыхала чуть хрипловатое “Слушаю”.
– Женечка… Женька-а-а… это я, Даня…- пролепетала я и замолчала, потому что дыхание у меня перехватило.
– Данька… ты живая!
– взвизгнула Женька.- Мы же не знали, что думать! Откуда ты? Куда пропала?!
– Как твоё здоровье? Ты выздоровела?
– восклицала я.
– Ты хорошо себя чувствуешь? Как Егор? Он хорошо себя чувствует?
– Данимира! Остановись! Ты меня как старую бабку пытаешь, - сказала Женька самым обычным голосом.
– Нормально
– И я нормально. Прости меня, Женечка, - залепетала я.
– Это же я во всем виновата…
Помимо облегчения и радости, я испытывала глубокие угрызения совести. Одно соображение не давало мне покоя долгое время. Ведь именно наша встреча привела Женьку на крышу дома. Если бы не я, ничего страшного с ней не произошло бы.
Женька прослушала мой торопливый скулёж на тему вины и строго сказала:
– Вижу, какой ты, Шергина, была, такой и осталась. Собираешься извиняться за всех злодеев мира?
– Нет, только за своих, - слабо улыбнулась я в ответ.
– И я уже не Шергина. Я - Карагиллейн.
После некоторого молчания Женька осведомилась:
– Стесняюсь спросить, где тебя носило? В Каракалпакии? В Каракумах? Э-э-э… в Ереване?
– Дальше, гораздо дальше. И он принц, Женька, настоящий принц! Ну, то есть, король. С недавнего времени.
– Эмираты, - задумчиво предположила Женька.
– Нет, я сейчас просто лопну от любопытства. Выкладывай быстро!
– Женечка, это длинная история… Мне столько нужно тебе рассказать… Я приеду! Совсем скоро. Мне только одно дело завершить надо. И потом мы приедем к тебе на Урал.
– “Мы?” То есть, ты приедешь со своим шейхом?
– С ним, - подтвердила я.
– Он чудесный! Только немножечко шейх… ну, знаешь, манеры такие… Но он чудесный!
Женька засмеялась.
– Ты втрескалась, Шергина… или как там тебя теперь… но всё равно - втрескалась по самые уши.
– Втрескалась, - смиренно сказала я.
– Да так, что не видать ни ушей, ни макушки.
Сердце моё рвалось на Урал, но до выяснения участи брать билеты на самолёт до Екатеринбурга я всё же поостереглась.
В первое же утро мы отправились на Тучков мост. Дошли до середины моста и остановились.
Я облокотилась на перила и посмотрела вниз.
– Это я… - произнесла я неуверенно.
– Я пришла. Надо поговорить. Прошу аудиенции.
Нева равнодушно несла свои воды в Финский залив, у одной из опор моста на якоре стояло какое-то судно, на котором суетились рабочие. Что-то они там черпали… во всяком случае, кран разворачивался, его ковш поднимался и опускался, словом, работа кипела.
– Может, на берег пойдём?
– Я взглянула на Кайлеана.
– В прошлый раз меня там услышали.
– Погоди. Я чувствую чьё-то присутствие. Он уставился вдаль.
– А-а. Вот, собственно, и…
Я живо повернулась.
Узкая пешеходная полоска асфальта оказалась пустынной. Всем внезапно захотелось переходить Тучков исключительно по другой стороне. Один только человек шагал широко, враскачку, приближаясь к нам.
Поначалу промелькнула мысль, что это кто-то из тех костюмированных личностей, с коими с удовольствием фотографируются гости северной столицы… но в отличие от Петра Первого и Екатерины Второй, Революционный Матрос вроде бы ещё не стал традиционной фигурой для туристического Петербурга… или уже стал?