Тьма императора
Шрифт:
Вагариус заговорил, только когда они оба ступили на брусчатку набережной. — Дайте руку, айла Тали. Левую. Наверное, надо было спросить, зачем. Но София почему-то послушно протянула ладонь. Безопасник коснулся браслета связи, и запястье кольнуло холодом. — Ай. — Простите, — сказал он, отпуская ее руку, и усмехнулся. Но усмешка эта, так же, как и предыдущая улыбка мужчины, казалась бледной — словно ему было сложно выражать эмоции. — Завтра, а возможно, даже сегодня вечером, император вызовет меня и сделает выговор. Но лучше так, чем…
— За что? — удивилась София,
Стало неприятно. Хотя София прекрасно понимала, зачем это нужно, однако… — Круглосуточно? Даже когда я у мамы?.. — Даже тогда. Если вы скажете то, что покажется охране подозрительным, об этом доложат. Пока не говорите, вас просто слушают. Если я оставлю браслет без этого заклинания, разговор во всех подробностях передадут императору. Я не хочу. Это, в конце концов, мое личное дело, никак не связанное с заговорами вообще.
«Личное дело». София почувствовала, что краснеет. — Зачем вам навлекать на себя гнев императора из-за такой… мелочи? — сказала она негромко. — Право слово, я… — Это не мелочь. — Вагариус покачал головой. — Пожалуйста, не снимайте заклинание, пока мы вновь не войдем в парк. Не переживайте, на вас его величество не будет сердиться, только на меня.
— Но скрывать ведь нечего. Так зачем… — Я просто не хочу. Я и так весь как на ладони, я даже живу на территории комитета, в кабинете. У меня нет дома. И я не хочу, чтобы, вдобавок ко всему, мои же собственные люди слушали, как я разговариваю… со своей внучкой.
Сердце забилось так, что Софии показалось — оно сейчас не выдержит, разорвется. — Внучкой? — выдохнула она, сама понимая, насколько дрожит ее голос.
— Пойдемте, — безопасник махнул рукой, указывая на перила набережной. — Встанем там, я вам кое-что покажу, айла Тали. — Вы можете называть меня Софией. Неважно, действительно ли я ваша внучка или… — У меня нет в этом никаких сомнений, София. Идемте.
Забавно, что сейчас они встали именно так — лицом к реке, облокачиваясь на перила. Еще утром она рисовала в этой позе принцессу Анастасию, и вот… А хочется ли ей нарисовать Вано Вагариуса?
София вгляделась в его лицо. Бледное, ни кровинки… как будто он толком не бывает на солнце, а все сидит где-то в помещении. Да и выражением лица Вагариус был похож на человека, который только что вернулся с похорон. Удивительно, почему она не заметила это при первой встрече? Наверное, слишком боялась. А может быть, потому что тогда безопасник был в алом, а сейчас — в черном.
Да, ей хотелось его нарисовать. Но не таким. Нет-нет, не таким… — Возьмите, София, — сказал Вагариус, протягивая ей небольшой медальон на цепочке. — Пусть он будет у вас.
Она осторожно приняла медальон. Золотая оправа, украшенная мелким жемчугом и рубинами, и крошечный замочек, открыв который, можно было увидеть портрет молодой девушки. На улице уже были сумерки, и София наклонилась, чтобы рассмотреть. За плечом вспыхнул огонек — Вано зажег магическую искру. И тогда она разглядела… и
— Это… что это? Кто?.. — моя мать. Ее звали Алиса Вагариус. Понимаете, почему я не сомневаюсь, что вы — моя внучка?
София сглотнула и подняла голову. Безопасник смотрел на нее без улыбки и с такой болью, что ей захотелось протянуть руку и коснуться его. Но она не шевелилась, продолжая просто смотреть и слушать.
— моя мать тоже была главой службы безопасности, но много лет назад. Мне было десять, когда она погибла. Погиб и мой отец, и тетя Ализа, сестра мамы. В подвал нашего дома была заложена бомба — совершенно обычная, немагическая. Мы обедали, когда она взорвалась. Я выжил, потому что моя мать использовала заклинание абсолютного энергетического щита. Вы знаете, что это такое?
София так переживала и волновалась, что не смогла вспомнить, поэтому помотала головой. — В момент, когда кому-то грозит опасность, маг, использующий это заклинание, перестает существовать. Остается только его энергетический контур, который выглядит, как паутина. Эта паутина оплетает человека, которого маг хочет спасти, защищая его от опасности. Когда опасность минует, контур просто исчезает, растворяется. Моя мать спасла меня — она расщепила свое физическое тело, стала контуром, оплела меня в момент взрыва, а затем исчезла. Этот медальон — все, что от нее осталось. Утром в тот день она отнесла его ювелиру, чтобы починить оправу, поэтому он и сохранился.
София моргнула — в глазах стояли слезы. — Но зачем же… зачем мне?.. — У меня больше никого нет, София. Она почувствовала, что не может дышать. У Вано был такой взгляд… он словно ждал от нее чего-то плохого.
И она поняла, чего, когда безопасник сказал: — Я не знаю, что случилось у вашей матери с моим сыном Атором. Я не могу спросить у него — он погиб десять лет назад. И не хочу беспокоить вашу маму. Но я хорошо помню характер своего сына. Я… — Он горько усмехнулся. — Не слишком хорошо его воспитал. Атор был таким аристократом, каких больше всего не любят нетитулованные маги. И вряд ли он долго ухаживал за вашей мамой.
— Там все было плохо, — прошептала София, отводя взгляд. — Простите…
— Вам не за что извиняться. А вот мне — есть за что. София… вы позволите мне иногда приглашать вас на прогулку, как сегодня? Она улыбнулась, ощущая, как колет глаза, и понимая — она не только не может, но и не хочет отказывать.
— Да. Конечно.
О том, что Вано Вагариус заглушил браслет связи Софии, Арену доложили сразу. Сначала он разозлился — все же подобный поступок был неслыханной наглостью. Но потом остыл. Император понимал — Вагариусу не хочется, чтобы их с Софией разговор слушали, потому что это его личная жизнь. Арену тоже не хотелось бы, чтобы охрана слушала его диалоги с Софией, поэтому он в последнее время отключал ее браслет. Только, в отличие от Вано, Арену не нужно было его касаться — он мог отдать ментальный приказ, ведь на самом деле этот браслет принадлежал ему, а вовсе не Софии.