Тьма императора
Шрифт:
Арену захотелось спросить, кто же в этом виноват, но он сдержался. На очередной скандал у него никаких сил не было. — Вик, я провожу с детьми и тобой любую свободную минуту. Но ты ведь прекрасно помнишь, что я эмпат. Мне жизненно необходимо одиночество.
— Ты можешь поставить щит… — На то, чтобы его держать, тоже нужны усилия, — ответил он устало. — И иногда очень большие. Не куксись, Вик. Хочешь, я зайду к тебе утром?
Она подняла голову — и тоска сменилась ликованием. — Да. Хочу! — Хорошо. — Арен легко поцеловал ее в щеку. — Доброй ночи, — произнес он, шагая в камин. Конечно, это неправильно. Нельзя так. Но… Арен
Вокруг сейчас не было ничего — только огонь. И следовало бы возвращаться в свою комнату. И ложиться спать. И все. Но в груди что-то сжималось, пульсировало, и сердце болело так, что он вздохнуть не мог.
Отчего? Почему раньше не болело? Нет, иногда болело, но не настолько. Почти не мешало жить. А теперь вот мешает. Наверное, просто раньше рядом, в нескольких комнатах от него, не жила София. Милая и светлая София, которая почему-то смогла его полюбить.
Первая из многих. *** Из-за чудесно проведенного дня настроение у Софии тоже было чудесным — даже несмотря на вчерашнее покушение. В конце концов, Агата ведь жива! И тех, кто хотел причинить ей вред, обязательно найдут. Она понятия не имела, почему, но, глядя на Гектора Дайда, в это по-настоящему верилось.
И в том числе из-за своего настроения София, вернувшись во дворец, убедила саму себя в том, что император к ней, конечно, не придет. Вчера было вчера, а сегодня совсем другое дело. Накануне он просто очень устал, а сейчас, проведя полдня с детьми, расслабился и давно думать забыл о Софии. И волноваться не о чем.
Она так в этом уверилась, что когда огонь в камине вспыхнул и заискрился, подумала, будто ей кажется. Моргнула, зажмурилась, открыла глаза — из пламени действительно выходил император.
Сердце забилось, словно дикая птица, пойманная в клетку, и страшно захотелось встать и сделать, как в детстве — спрятаться куда-нибудь. Например, за штору. Или под кровать.
Но при этом София ощущала и радость от того, что он пришел. Глупую, до ужаса стыдную и абсолютно бессовестную радость. Его величество застыл, не отходя далеко от камина, и улыбнулся, посмотрев на Софию. Она сидела за столом лицом к нему, сжимая в руках карандаш.
— Что рисуешь, Софи? Голос был спокойным и дружелюбным. Может, он по делу пришел? А не потому что… ну… вот не поэтому, да! — Я еще не начала рисовать. Хотела… маму с сестрами. И тут вы.
— А, — император засмеялся, — так я помешал. София почувствовала, что заливается краской. Он над ней подтрунивает?.. — Нет, конечно, как вы можете помешать… — Это точно. Император никогда не может помешать, — он развел руками, по-прежнему смеясь, и София окончательно уверилась — подтрунивает! — Кто угодно может помешать, а император — нет.
— можете вы, — пробурчала София, не уверенная в том, как на это все следует правильно реагировать, — просто вам об этом не скажут.
— А давай договоримся, — он вдруг пошел вперед, к ней, и София испуганно вскочила со стула. — Если я тебе помешаю, ты мне об этом скажешь, — продолжил он, вновь останавливаясь. — Несмотря на то, что я император. — А вы меня потом уволите, — пробормотала София, не зная, куда деть руки, и продолжая вертеть в них карандаш.
— Не уволю, — хмыкнул император, подошел совсем близко, отнял у нее карандаш, положил его на стол, а затем вновь сделал шаг назад, словно отступая. — Я хотел кое-что сказать тебе, Софи, — произнес он уже серьезно и почти
Его величество на секунду замолчал, и благодаря этой секунде София сумела полностью собраться с мыслями — поняла, что он хочет сказать ей нечто важное.
— Среди дворцовой охраны есть предатель. Пока непонятно, кто именно, но круг довольно узкий. Если ты что-то заметишь или услышишь — немедленно докладывай об этом Дайду. Номер его браслета у тебя должен быть. София понимающе, но немного обескураженно кивнула.
Предатель? Среди охраны?.. — Дальше. Тебя круглосуточно прослушивают, и отчеты этому человеку наверняка доступны. Поэтому думай, что и кому ты говоришь. И если в чем-то сомневаешься — лучше промолчи. — Разве я говорила что-то… — удивилась София, но император ее перебил:
— Пока нет. Но когда ты общаешься с кем-то, кто вызывает у тебя доверие, забываешь об осторожности. Старайся не доверять никому. — А… Вано? Его величество улыбнулся уголками губ.
— Вано можно доверять, Софи. И Дайду. — А почему, кстати? — поинтересовалась она. Было любопытно, чем же ее дедушка и главный дознаватель заслужили доверие. — Что они сделали такого, что вы… — Они были со мной на площади, — ответил император со спокойным пониманием — словно признавал ее право на любопытство. — Вано держал щит, чтобы не пострадали простые люди, а Гектор командовал всей операцией и арестовывал тех, кто… — Он усмехнулся. — Остался жив.
София опустила глаза. Почему-то, увидев эту усмешку, она почувствовала — императору до сих пор неприятно и больно вспоминать о том, что случилось на площади.
Впрочем, разве это удивительно? Если бы ее предал кто-то близкий, Элиза или Рози… Софию передернуло. — Я вам очень сочувствую, — сказала она искренне. — Я понимаю, это тяжело. Извините, своим вопросом я заставила вас вспомнить…
— Не ты и не своим вопросом, Софи, — произнес император с такой мягкостью в голосе, что щеки вновь загорелись. — мне сама жизнь напоминает. Случившееся на площади решило только часть проблем. Кое-что по-прежнему не решено. Но если тебе любопытно узнать побольше про Гектора и твоего дедушку… Давай сядем.
— Сядем? — Сядем. — Повторил император серьезно, но губы его дрожали, словно он сдерживал улыбку. — Смотри, у тебя здесь и стулья есть, и пуфы. Я, кстати, ни разу не видел, чтобы ты на пуфах сидела, только на стульях. Почему?
— Не очень удобно рисовать, — пробормотала София, глядя на то, как мужчина невозмутимо опускается на один из этих самых пуфов, стоящих возле стола.
— Ясно. Садись, Софи. Чувствуя себя безумно странно, она села рядом, на соседний пуф. Расстояние было более чем приличным, но София все равно чувствовала себя неловко. Почти одиннадцать вечера. Защитница, император должен быть в это время где угодно, только не в ее комнате.
Но упрекать его величество пока было не в чем. — Давай начнем с Вано, — заговорил император так спокойно и бесстрастно, словно они тут не поздно вечером на пуфиках сидели, а находились на светском приеме. — После гибели сына и отъезда жены в Альтаку он уволил всех слуг, заколотил дом и переехал жить в комитет. Уже один этот факт о многом говорит, Софи. Подобные условия проживания до крайности не способствуют участию в заговорах. Кроме того… Вано никогда не сможет поддерживать людей, которые убили его сына. Я чувствую эмоции, Софи, ты же помнишь об этом?