Тьма над Лиосаном
Шрифт:
Сент-Герман вскинул брови.
— О чем ты? Ты ведь не помнишь, что там случилось.
Осита вздохнула еще раз.
— Госпожа набросилась на меня.
— Вот как? — Сент-Герман внимательно посмотрел на служанку. — Она принялась крушить станок, а ты попыталась остановить ее в ее буйстве? Стало быть, ты все помнишь?
— Вспомнила лишь сейчас. Все вышло точно так, как вы сказали. Госпожа была очень разгневана. — Осита побледнела. — Я никогда не думала, что женщина может так разъяриться. — Она попыталась перекреститься, но вновь не сумела и опустила глаза.
— Возможно, надо бы кликнуть сюда Геновефу? — раздумчиво произнес Сент-Герман.
— Нет-нет! —
Какими бы странными и нелепыми ни казались со стороны эти тонкости, Сент-Герман понимал, что они имеют огромное значение для проживающих здесь людей, и полагал для себя обязательным с ними считаться.
— Очень хорошо, — сказал он после раздумья. — Я Геновефе ничего не скажу. Но ты, в свою очередь, обещай мне, что расскажешь обо всем герефе. Закон есть закон, и все злодеи должны нести наказание за свои преступления.
Осита серьезно обдумала его слова, но ответ ее был уклончив:
— Жена герефы Гизельберта так не считает.
— До поры до времени, — мрачно сказал Сент-Герман. — Впрочем, делай как знаешь. Ты пострадала — тебе и решать.
На этот раз Осита раздумывала еще дольше, но наконец подняла голову и произнесла:
— Ладно. Я расскажу все герефе. Вы, наверное, правы. Закон есть закон.
Рекомендательно-опознавательное письмо, составленное для Ротигера в Вердене.
«Маргерефу Элриха в Гамбурге приветствует брат Бродикар из Вердена!
Податель сего Ротигер живет в Риме и является доверенным лицом графа Сент-Германа. Человек этот в солидной поре, подстрижен по римской моде, волосы у него светло-коричневые, а глаза синие, яркие. Он сносно говорит по-немецки, его латынь превосходна, равно как и греческий и франконский. Наряду с этим то, что перед вами не проходимец, удостоверит произнесенная им строфа из стихов о Роланде, известная вам.
Сей человек имеет намерение выкупить своего хозяина, удерживаемого в крепости Лиосан, и направляется туда с солидным запасом золота и другой кладью.
Граф Сент-Герман в его описании выглядит так: рост выше среднего, возраст, на взгляд, тридцать пять — сорок лет, хотя на деле он старше. Темные короткие волосы графа слегка вьются, глаза кажутся черными, хотя и не являются таковыми, живот испещрен застарелыми шрамами.
Вас просят взять этого Ротигера с собой, когда вы направитесь в вышеупомянутое укрепление, вместе с охраной, какую он нанял ранее. Отряд сей для вас не будет обузой, ибо Ротигер берет на себя все расходы по его содержанию как в пути, так и в крепости Лиосан, а также намерен сверх того выплатить вам компенсацию за содействие, равно как и всем тем, кто ему таковое окажет. Те же, кому вздумается чинить препятствия упомянутому Ротигеру или (на обратном пути) освобожденному графу, будут наказаны как изменники делу своего короля. Последнее справедливо для всех, невзирая на должности, звания или ранги.
ГЛАВА 12
— Брат Эрхбог опять требовал изгнать вас отсюда, — сказала с отчаянием Ранегунда, придерживая гнедую, чтобы та не так резво трусила к деревне по склону.
— За колдовство? — безразлично спросил Сент-Герман.
— Главным образом да. Он заявляет, что грешно брать за вас выкуп. — Она вскинула голову. — Это все Пентакоста. Это она всем твердит, что ее выходка в швейной вызвана вашей волшбой. А брат Эрхбог ей верит.
— Как и многие, — явно думая о чем-то своем, уронил Сент-Герман.
— Потому что она их настраивает против вас. — Ранегунда, привстав в стременах, оглядела темнеющий вдали лес. — Вы думаете, эти потерявшие человеческий облик бродяги и вправду идут к нам? Лесорубы их видели, но не так близко, чтобы судить об их намерениях. Возможно, бандиты повернут и рассеются в дебрях.
Солнце еще не достигло зенита, но припекало вовсю, и майский день обещал стать по-летнему жарким.
Лежащие внизу поля весело зеленели, яблоневый сад утопал в цвету, и казалось, что эту идиллию ничто не способно нарушить.
— Возможно, но вероятность атаки реальна, и ее сбрасывать со счета нельзя. Придут они к нам или нет, мы должны быть готовы к отпору.
— Должны. Безусловно, — согласилась Ранегунда. — Но, если у них нет ничего, кроме дубинок, то их остановит и такой частокол, как у нас. Зачем тогда городить второй ряд бревен и засыпать междурядье землей?
— А если они разведут огонь под стеной, что тогда? — устало спросил Сент-Герман. Ему не хотелось пугать ее, но…
— На этот случай у нас имеются ведра и кадки. — Ранегунда кивком указала на зеленеющие поля. — Крестьянам и так не понравится то, с чем мы к ним едем. Потеря такого погожего дня — урон для всего урожая.
— Если они заупрямятся, урожая может не быть вообще, — меланхолически заметил Сент-Герман. Что-то сегодня царапало ему душу.
— Вы уверены?
Они уже ехали по деревне, и ребятня с радостным визгом бежала следом.
— Карагерн тоже упрямился, — вместо ответа произнес Сент-Герман. — И что с ним стало?
Ранегунда, не ответив, поскакала вперед — к выгону, служившему здесь местом общего сбора. Там ее ждали Удо и Кередит. Каждый из них вскинул руку ко лбу, и она спешилась, не глядя на Сент-Германа.
— Мы собрали четырнадцать человек для охраны нашего частокола, — с гордостью объявил Удо.
— Нужно еще вдвое больше, — отозвалась Ранегунда. — Кликните сюда всех мужчин и всех женщин. И отошлите в крепость детей.
— У нас много работы, — возразил Кередит. — Полям и саду нужен уход. Да и скотине…
— Все это может ждать, — отрезала Ранегунда и пошла к общей избе, жестом велев Сент-Герману следовать за собой, но, заметив, что Удо перекрестился, остановилась и вперила в него твердый немигающий взгляд.
— Не смей больше так делать. Ты растрачиваешь благосклонность Христа, когда взываешь к Нему без достойной причины.
Удо не оробел, заявив:
— Он колдун.
— Он инородец, а не колдун. А ты просто дурень. Потому что только дурак может опасаться того, кто трудится на него денно и нощно. Не будь его здесь, ни одна из лошадей не была бы подкована, плотники бы остались без металлических скоб, а воины — без стрел и копий. — Она гордо вскинула голову и вошла в избу, казалось, совсем не заботясь, последует за ней кто-нибудь или нет.