Тьма (сборник)

Хилл Джо

– Ой, как мне жаль!

– Ага, мне тоже.

– Как его звали?

– У него не было имени. Я ничего не смог придумать, а потом уже поздно было.

Они шли меж деревьев. Женщина внимательно приглядывала за Гретой. Где-то играла музыка. Кокер-спаниель цвета меда вел за собой немецкую овчарку, ирландского сеттера и далматинца к столу из секвойи. Там стояла его хозяйка, женщина с волосами медного цвета в обвисшем зеленом топе, наливая мужчинам белое вино в пластиковые чашки.

– Даже не знаю, – сказала

Стэйси.

– Сначала я по нему тосковал, но теперь решил, что на воле ему лучше. Там, где он может бегать свободно всегда.

– Мне жаль насчет вашей собаки, – сказала она. – Так печально. Я хотела сказать, что даже не знала, что вы знамениты.

Трудно поверить, что она на самом деле книгу читала. Шансы невелики, особенно учитывая скудные отчисления, которые он получал. Он решил не спрашивать, что она о ней думает. Не надо испытывать судьбу.

– Кто это знаменитый? Я продал свой роман. Велика важность.

– Ну, по крайней мере вы – настоящий писатель. Я вам завидую.

– Почему?

– Вы этого добились.

Да уж, добился, подумал Мэддинг. Один хороший отзыв в литературном приложении к «Виллидж Войс» (рецензент в издательской компании потрудился прочесть книгу), и я уже слышу, что мой агент заключает договор на немыслимые деньги на самом верху. Вот только верх этот не самый верхний оказался. И я снова на первой клетке, потратив деньги, полученные за опцион, со сценарием наудачу, не стоящим тех денег, которые я потратил, чтобы сделать с него копию. А до завершения следующего романа еще шесть месяцев. Но я этого добился. Поглядите только на мои счета.

Они шли дальше, и музыка становилась все громче. Казалось, она доносится откуда-то сверху. Мэддинг поглядел на верхушки деревьев, на блестящие в лучах вечернего солнца листья, будто золотые монеты в черноте. Показалось, что он слышит голоса и звон бокалов. Вечеринка? Отсюда можно было оглядеть весь парк, но он нигде не видел большой группы людей. Звуки рассеивались, шли отовсюду, будто из далеко расставленных и плохо настроенных колонок.

– Где вы живете? – спросила она.

– Что?

– Вы сказали, что больше здесь не живете.

– В Калистоге.

– А это где?

– На севере.

– Ой.

Он начал расслабляться. Хорошо, что с этим городом все заканчивается.

– Сегодня закрыл аренду, – сказал он. – Все упаковал. Уеду, и меня здесь не будет.

– Тогда зачем вы пришли в парк?

Хороший вопрос, подумал он. Он не собирался тут останавливаться. Это был сиюминутный импульс.

– Даже не знаю, – ответил он. Нет, неправда. – Звучит безумно, но, наверное, я хотел еще раз поискать своего пса. Подумал, что должен дать ему еще один шанс. Это неправильно просто бросить его.

– Думаете, он еще здесь?

Он почувствовал жжение в животе. Плохое ощущение. Не следовало мне приходить, подумал

он. Тогда не пришлось бы все это ощутить. Здесь опасно, слишком опасно, чтобы осталась хоть какая-то надежда.

– По крайней мере теперь узнаю.

Он услышал резкий вдох и обернулся к ней. У нее в глазах стояли слезы, прозрачные и чистые, как бриллианты.

– Это как в окончании вашей книги, – сказала она. – Когда маленькая девочка остается одна и не знает, что произойдет дальше…

Боже мой, подумал он, она действительно ее прочла. Это потрясло, но он сдержал гордость. Стэйси не такая крутая, но у нее есть сердце, под всей этой напускной бравадой. А это кое-чего стоит, многого. Пусть у нее получится этот сценарий про Элвиса, что бы она там ни хотела. Она этого заслуживает. Собравшись, она посмотрела по сторонам, моргая.

– Что это?

– Что именно?

– Вы не слышите?

Подняв подбородок, она закрыла глаза и медленно покрутила головой.

Она говорит про музыку, бокалы, про вечеринку где-то не здесь.

– Не знаю.

Скрежет стали где-то сзади, будто тупым лезвием протыкают металл. Он остановился и быстро обернулся.

В паре сотен метров от них, на самом верху склона, человек в форме открыл ворота в парк. За забором показался второй, выбираясь из машины с эмблемой в виде щита, выкрашенного красным, белым и синим. У него в руке была тяжелая цепь.

– Пойдем, – сказал Мэддинг. – Пора идти.

– Не может быть.

– Охранники. Они закрывают парк в шесть.

– Уже?

Мэддинг тоже удивился. Неужели они так долго гуляли?

Он увидел, как мужчина с короткой стрижкой ищет в траве фрисби, рядом с ним – его бультерьер. Компания со скамейки и женщина в топе собирали вещи. Культурист уверенным шагом шел вперед, ведя на цветных поводках двух пекинесов. Дантист из Беверли-Хиллз свистнул и ждал, когда прибежит его собака. Мэддинг будто проснулся. Действительно, уже пора.

Солнце зашло за холмы, трава под ногами телшела. Машина на стоянке наверху все работала на холостых, рокот мотора отдавался в естественной чаше парка, будто рык бульдозера, готового снести их. Он услышал в нем ритм и понял, что это тоже музыка.

Они дошли до самого края, до обрыва, где парк заканчивался. Над ущельем грохотал, как барабан, настил веранды одного из домов.

– Где Грета? – спросила она.

Он увидел на ее лице тревогу, увидел проступившие под гладкой кожей на шее связки.

– Эй, девочка! Ко мне…

Она звала, ожидая увидеть собаку. Хлопнула в ладоши. Звук отразился от каньона, будто выстрел. Собака не появилась.

Второй охранник на верхней стоянке выпустил из машины добермана. Худощавый, гладкий, будто черная полоса. Охранник понес тяжелую цепь напарнику, который ждал, когда парк опустеет, чтобы закрыть ворота.