Тьма. Том 1 и Том 2
Шрифт:
Шесть городовых низшего разряда, два городовых среднего разряда, один городовой высшего разряда… Ну и тот, видимо, кто на меня стукнул – дворник. Тоже полицейский чин, между прочим!
– Здравия желаю, ваш бродь! – поприветствовал меня городовой высшего разряда, остановившись в паре шагов, в то время как его подчинённые завершали манёвр по окружению преступника.
Меня, то есть.
Надо было что-то ему отвечать. А ещё у меня в голове крутилась какая-то важная мысль… Но я никак не мог поймать её за хвост.
– И вам здоровья! – благожелательно
– Поступил вызов, ваш бродь, не могли не проверить! – отозвался городовой высшего разряда, пока я доставал временное удостоверение. – Человек, мужчина, в военной форме, идёт дворами. Крадётся, можно сказать, как тать! Что же так?
– Да вот, крадусь… – ответил я и, допустив улыбку на лицо, указал пальцем на газету у себя под мышкой. – Не читали?
– Читал, ваш бродь. В сети! – с достоинством человека, знающего все местные новости, отозвался городовой.
– Ну вот и я почитал, как из лекарни вышел… – ответил я, протягивая ему временное удостоверение. – Видели там про осведомителей, которые жаждут найти новых отроков, да?
– Видел, – кивнул городовой, сделав шаг вперёд и приняв у меня документ, который принялся со всей важностью изучать.
– Ну вот. А я совсем не хочу с ними встречаться, – признался я.
– Так и ехали бы на бричке! – удивился полицейский.
И вот тут-то я ускользающую мысль, наконец, поймал! Отчего настроение моментально поползло вверх. Что делать, если не можешь заплатить за транспорт?
Правильно!
Воспользуйся бесплатной государственной доставкой!
– Да если бы у меня хоть копейка была! – я усмехнулся и применил запретный приём: одновременное давление на жалость и патриотизм. – А то как доставили меня с опорной заставы первого ряда в драной форме и без денег, так и выпустили из лекарни. Сам не рад…
– Воно что… – кивнул городовой, вернув мне документы и искоса поглядев на дворника.
– А я-то откуда знаю, что и как? – начал оправдываться тот. – У меня приказ: проверять всё подозрительное!
– Извините, ваш бродь! – обернулся ко мне городовой, но было поздно.
Я уже попёр вперёд, как броневик:
– Да я и сам всё понимаю! Знаю, что подозрительно себя веду, но чего уж тут поделать!
На этих словах я, из чистой солидарности, сделал лицо виноватое и расстроенное… А потом озарил его радостной, словно луч света в тёмном царстве, улыбкой:
– Господа полицейские, но раз так получилось, что я уже отвлёк вас от службы, и вы уже тут… А не поможете ли вы бедному отроку добраться до отделения Военного Приказа? А то ведь так и буду все дозоры и полицейские отделения по пути собирать… А мне ещё идти одиннадцать кварталов, если не ошибаюсь.
– Так это… – городовой вопросительно глянул на дворника, а тот лишь махнул рукой:
– Ну мне-то один квартал вернуться, не развалюсь! Добросьте его благородие, в самом деле… Там на следующем участке Антипов, а он и без всякого военного положения даже коляски у мамаш доглядывает!..
– Садитесь,
Поскольку сословием я городовых перерос, то место мне уступили на переднем сиденье. Рядом с водителем, которым и был старший городовой. А три дюжих молодца чином пониже как-то умудрились все вместе втиснуться на заднее сиденье.
Смотреть на них было больно. Но память Рыбакова настаивала на том, что даже в таких мелочах надо соответствовать. Поэтому я постарался принять ситуацию как данность. В конце концов, стесняться тут было нечего. За меня государство пять тысяч рублей платило тому, кто найдёт. А за найм нового городового кадровый работник получал обычную зарплату.
– Что там на первом ряду-то, ваш бродь? – пользуясь случаем, решил узнать из первых рук старший.
– Плохо там… – нахмурившись, честно признался я. – Моей сто тринадцатой больше нет, сто одиннадцатой – нет. И сто четырнадцатой нет. Только сто двенадцатая ещё держалась, и то, потому что там двусердый окопался. Патроны не подвозят, «Чайки» не прилетают. А орда прёт и прёт сплошным потоком.
– Вас-то вывезли как-то, ваш бродь! – заметил один из городовых с заднего сиденья.
– И тяжёлых заодно забрали. Десятника моего без ног вывезли. Только я даже рассказать не могу, как: уже без памяти был, – пояснил я. – Но с этим всем боярин помог. Скорее всего, вертушку он же прикрывал.
– Эх, беда-то какая… – выдохнул старший, выруливая на улицу и поддавая газу. – Думаете, первый ряд не устоит?
– Я всю картину не видел, – ответил я. – Но если судить по нашему участку, дело дрянь. Как снаряды и ленты для пулемётов кончаются, так и всё. А следом и защитный купол падает. Если двусердого на заставе нет, то удержать её почти без шансов.
– И что, много убитых-то? – поинтересовались с заднего сиденья.
– У меня стрелковый десяток был. За стенами-то ещё держались. Из четырёх стрелковых десять человек живы были. А вот когда на прорыв в сто двенадцатый шли, там только двое осталось. Пятеро из одного десятка на какое-то неизвестное отродье нарвались: они последними уезжали. А нам не повезло жнеца привлечь. Ушли только я и десятник…
– Так он же без ног? – удивились сзади.
– Если так-то, то шёл только я. Он на мне ехал, – пояснил я.
– Блин, а я ведь на сто тринадцатой два месяца служил! – заметили с заднего сиденья.
– Хорошо, у меня сын вернулся три недели назад… – вздохнул старший, шмыгнув носом. – Тоже на первом ряду служил в стрелковом. Он у меня с убеждениями парень. Не знаю, что бы я сейчас делал…
– Хорошо, что вернулся, – очень серьёзно ответил я. – Сейчас бы не знали, жив он или нет.
– Да уж…
К отделению Военного Приказа подъезжали молча, каждый думая о своём. Меня, честно говоря, накрыло флешбэком. Мелькал перед глазами кровавыми картинами последний бой на первом ряду.