То был мой театр
Шрифт:
Этого "ворона", лёжа у авансцены с гитарой, изображал Высоцкий. Его оппонента-романтика - Смехов. До обидного легко - как в жизни!
– переигрывал партнёра "ворон", и это шло от театра. В поэме аргументы романтика воспринимаются достаточно убедительно - настолько, что посылка этой баллады воспринимается как победа отнюдь не ворона, тем более, что не за ним оставил автор последнее слово:
Как сказать ему, подонку,
Что
не чтоб подохнуть,
Чтоб губами тронуть чудо
Поцелуя и ручья.
Чудо жить - необъяснимо.
Кто не жил - что спорить с ними?!
Можно бы, да на фига!
А в спектакле, хоть и сохранены были эти слова, более того, последнюю строку актёры произносили дуэтом, в голос, - победа "романтика" всё же не ощущалась.
А может, и правильно?
Но тогда, при первом смотрении, эта сцена была единственной, вызвавшей во мне активный протест. Позже понял, что безжалостно ироничный Смехов нарочно одурачивал романтического героя, долбал его несбыточные надежды: "... настроишь агрегатов, /демократией заменишь / короля и холуя" - понимая, что холуи переживут всех королей, в том числе некоронованных. И отнюдь не перед приземлённостью персонажа Высоцкого он пасовал. "Чудо - жить" - прокламировал он вслед за автором, но сколькими же компромиссами и ещё Бог весть чем приходится расплачиваться за это чудо!
Романтика - романтика небесных колеров -
Нехитрая грамматика небитых школяров...
Но это уже другой автор.
В спектаклях семидесятых голов вслед за сценами из "Озы" у Высоцкого был небольшой сольный концерт. Эту часть спектакля я называл триптихом Высоцкого. Только-только отшутовав в роли "Ворона", он поднимался, пережидал аплодисмент, иногда делал известный свой успокаивающий жест: рука вперед, ладонь почти вертикальна, обращена в зал, несколько покачиваний...
И - по контрасту с "Вороном" - шла "Песня акына" (именно песня, Высоцкий исполнял её и в концертах):
Ни славы и ни коровы,
Ни шаткой короны земной,
Пошли мне, господь, второго,
Чтоб вытянул петь со мной.
Прошу не любви ворованной,
Не милости на денёк,
Пошли мне, господь, второго,
Чтоб не был так одинок...
За
Провала прошу, аварии,
но будьте ко мне добры,
и пусть со мною провалятся
все беды в тартарары!
Возможно, я ошибаюсь, по но мне этот "триптих" был лучшим из всего, что сыграл на сцене (да и в кино, в кино тем более) Народный артист Владимир Семенович Высоцкий. Словосочетание "народный артист" применительно к нему не мною первым придумано...
Высоцкий нёс в "Антимирах" многоликую социальную тему, а о том, что это был революционный, остросоциальный спектакль, говорить, наверное, излишне. Причём социальность эта строилась, в основном, на незарубежном материале.
В спектакле шестидесятых годов был фрагмент - стихотворение "Поют негры". Исполняли его четверо, Высоцкий в том числе. А ещё, если не ошибаюсь, Хмельницкий (или Соболев), Славина (!) и травести-Комарик! Под джазовую мелодию рассаживались они по росту на краю треугольника, довольно сильно раскачивались в такт музыке. Освещённые лишь сзади, они и впрямь выглядели черно.
Мы - негры,
мы поэты,
в нас плещутся планеты.
По меньшей мере двое из них имели право сказать это про себя...
И ещё:
Гений. Мот. Футурист с морковкой.
Льнул к мостам. Был посол Земли...
(Вариант этой строки из памяти - из Политехнического в 1960-м или с Таганки 1965-го года? Ни в одном сборнике - старом или позднем - этого варианта я не нашёл: "Пролетарий. Посол Земли!")
Никто не пришёл
на Вашу выставку,
Маяковский.
Мы бы - пришли.
Вы бы что-нибудь почитали...
Это тоже читалось, произносилось с Таганской сцены. Работали в этом эпизоде Высоцкий с Хмельницким. Через три года они сыграют и самого Маяковского, но о поэтическом представлении "Послушайте!" будет своя глава.