«То было давно… там… в России…»
Шрифт:
— Ну, нет… — сказал хирург, — неверно это. Русский никогда этого не скажет.
— Хотите пари на дюжин пива, — сказал Пеге, — что русский шеловек скажет «деньги главное»?
— Идет! — ответил хирург.
Но опять согнулась удочка, — хирург тащил большую рыбу, которая плескалась и выпрыгивала.
— А что ж, по-моему, деньги тоже очень нужны, — сказал Василий Княжев. — Как без денег? Вот у меня никогда не водится. А то бы купил, это бы… да и бабы по-другому смотрят…
Солнце стояло высоко. Жарко. Рыба брать перестала. В лодке лежат щуки и большие окуни. Мы выбрасываем их на пристань. Кузьма Николаевич подбирает и кладет в новые
Хирург поймал вдвое больше нас и торжественно улыбается.
В комнате самовар, закуски. Мы сняли платье, остались в рубашках, окна открыты, в окна видны зеленые ивы, на озере вдали показалась синяя зыбь… Хорошо на озере Сенежском.
Кузьма Николаевич с нами пьет чай, держа блюдечко всей пятерней, и дует на горячий чай.
— А что, — спросил я, — Кузьма Николаевич, — скажи-ка, что самое важное, самое нужное, самое ценное в жизни?
Кузьма Николаевич хитро посмотрел на меня, подул в чай и, опустив блюдце, улыбаясь, ответил:
— Деньги-с. Не Бог, а пол-Бога есть.
— Ха-ха-ха… — затрясся Пеге от смеха. — Я выиграл пари, дюжин пива… Простите, пожалуйста, меня, господин профессор: я выиграл…
Доктор-хирург посмотрел кругом на всех нас и тоже засмеялся.
— Ну, угостил ты меня, Кузьма, — эх, черт, ахнул. Проиграл. Верно ведь — проиграл. Не Бог, а пол-Бога…
Кузьма Николаевич сказал:
— А что же, на деньги ведь все купишь. И человека купить можно.
— Ха-ха-ха… — смеялся Пеге. — Чудака… Я вот ездил в Ганновер, у меня там родные, я, знаете, только три дня мог пробыть. Так соскучился по Россея, по водочка, по такой вот народа, по волю и замечательный жизнь. Нигде нет такой жизнь, как в Расеи, нигде нет такой свободы. А вот денег, должно быть, мало, должно быть трудно. Какой поль-Бога деньги? Деньги — это меновой знак — за труд и талант…
— Тащи дюжину пива! — сказал хирург.
Кузьма Николаевич встал из-за стола и принес в руках дюжину холодного пива из погреба.
— Ви знаете, — сказал Пеге. — Я так люблю своя жена, но только я такой тольстий, а она такой длинний, худой… Она, когда была со мной на своя родина, то все говориль: «Поедем домой, в Россию…» Я ей говорил: «Какой домой, тут домой». А она говориль: «Я там маленький помню, так лужки такие зеленые, на них теперь цветочки растут, я веночки сплету, сыну на голёвку надену, у него русая голёвка… Поедем домой…»
Долго еще спорили рыболовы и о значении денег, и о доме, и об отечестве. А Василий Княжев под конец сказал:
— Когда живешь, деньги нужны. Как хочешь, а нужны. И сколько около их эдакого всякого… И до чего плутни… Глядишь, когда богатый, дак на него-то, как глядят, лицо делают такое приятное… Чисто Богу молются… И так уж угодить хотят, никто ему никогда и «нет» не скажет… все только «да». А вот, отчего это, скажите пожалуйста, господин доктор, отчего это я таких вот бедных видал, до ужаса… Эх, если б я богатый был, вот бы я… Одну бы белорыбицу ел. Вот до чего люблю… Дорога белорыбица, не поднять мне… Эх, деньги-денежки…
То — незнамо что
Помню я, как-то давно, в ночлеге на охоте, у псковича, один из деревенских жителей, охотник, такой таинственный человек, бывалый, торговый, рассказал странную сказку. Будто в старину было такое царство-государство, и жил в нем народ особенный, трудно было его понять. Так трудно, что даже совсем невозможно. И трудно было и угодить ему. Неизвестно было, чего
585
«…Прииди и вселися в ны, и очисти ны от всякия скверны…» — молитва Святому Духу.
И рассказчик засмеялся.
Я подумал — какой особенный человек. А он сказал:
— И очисти ны от всякие скверны…
— Сам бы себя очистил. Бога одолевает.
И продолжал:
— Построил он себе много церквей, чтобы Богу молиться. И в церквах пели «за царя мы все подымемся». А царь у них был Додон [586] , человек серьезный. И заметил он, что в церкви поют «за Додона все подымемся», а домой придут, так гудят втихомолку — «на Додона все подымемся».
586
Царь Додон — персонаж оперы «Золотой петушок» Н. А. Римского-Корсакова по «Сказке о золотом петушке» А. С. Пушкина (1834). Первая постановка прошла 24 сентября 1909 г. в Оперном театре Зимина в Москве, а уже 6 ноября того же года опера была поставлена в Большом театре.
«И чего это такое? — подумал царь Додон, — что за народ у меня такой, что понять его никак невозможно. До того чуден, ум раскорячивается. Кажись, приволье: жениться хочешь — женись, выпить охота — пей, вино тебе прямо из хлеба гоню, чисто как кристалл светлый; кабаков, трактиров — сколько хочешь; работать — работай, когда вздумаешь; хочешь — богатей, хочешь — бедней… Не пойму я, чего ему надо».
И позвал Додон своего тайного обер-советника и говорит ему:
— Вот что, мой верный обер-тайный советник. Поди туда, незнамо куда, и узнай то, незнамо что.
Тайный обер-советник, как услыхал это самое, то глаза у него завертелись, точно кубари. Но, верность долгу храня, советник сказал:
— Точно так, слушаюсь…
Повернулся направо кругом и пошел.
Идет и идет и думает сам: «Иду незнамо куда…»
И зашел. Видит — лес дремучий, такой лес — красота, высокий, и птички в лесу поют…
«Эх, — подумал советник, — и с чего это Додону на ум накатывает?.. Жить бы да жить, а вот теперь иди незнамо куда…»
И видит, в лесу бежит избушка на курьих ножках. Чо такое?
И крикнул ей советник:
— Стой, куда ты?
Смотрит тайный советник, в избушке ни окон, ни дверей.
«Это что же такое? — думает обер-советник, — до чего чудна наша страна — у кого хошь — ум раскорячится. Что за избушка такая?»
— И чего это ты, избушка, бегаешь зря? — говорит советник. — Живет в тебе кто?
— Я живу… — отвечает голос из избушки.
— А кто ты-то?
— Я-то?
— Да, ты-то?
— Я-то? Правда.
— Чего же ты, Правда, там сидишь? Вылезай наружу.