«То было давно… там… в России…»
Шрифт:
— Вот что, что вышло.
Ночью за Романковым приехал конвой, и его увезли в Симферополь.
Так его в Гурзуфе и не стало.
А кто был этот высокий барин, я не знаю и сегодня…
Лоботрясы
Окрестности Москвы были прекрасны. Они постепенно обстраивались дачами, и эти деревянные дачи были летом поэтичны. Летом в Москве — духота, жара. Москвичи уезжали по железным дорогам на ближайшие от Москвы станции.
Были излюбленные места: Кунцево, Перово, Царицыно, Пушкино, Перловка, и все новые места открывались москвичами. Понравилось Томилино по Рязанской железной дороге, и там на приволье, в лесу, близ речки, строили дачи. И какие
Хорошо было жить на даче — как в раю.
Недалеко за лесом, по лугу, покрытому кустами, вилась речка с песчаным дном и кристальной водой. Туда ходили купаться на приволье. Купален не было. Выбирали место не глубокое и не мелкое; недалеко, через реку, деревянный мост и высокий бугор соседнего берега. Купались по очереди: от такого-то часу женщины, а потом мужчины.
Я приезжал в Томилино к профессору, магистру наук, доктору Азареву. По соседству с ним была другая дача, там жил чиновник из конторы Императорских театров в Москве. С его женою и двумя сыновьями я познакомился.
Один из них — младший — был Коля. Он часто сидел на крыльце дачи, все время чистил ружье-двустволку и глядел в стволы — чисто ли. Этот-то Коля, как я узнал, собирается на охоту в Петров день.
Другой брат его, Саша, проходил драматические курсы при школе Императорских театров в Москве. Это был курчавый блондин, в глазах его было что-то легавое, с упреком, на шее большой кадык — когда Саша говорил, кадык ходил то вниз, то кверху.
Коля, младший, поведал мне, что ему хотелось бы уехать на охоту подальше от Москвы и дач — в леса глухие. Я обещал поехать с ним во Владимирскую губернию, к приятелю своему, Абраше Баранову, где много дичи, уток, бекасов, тетеревов и дупелей. Горели глаза моего нового приятели Коли Хитрова. Мы оба дожидались Петрова дня и ходили вместе купаться на речку.
Коля Хитров никак не мог выучиться плавать и купил себе бычьи большие пузыри. Но и с пузырями захлебывался.
Глядя на эти пузыри, его брат Саша выдумал такую штуку.
На даче скучно, жара. Как бы это повеселее жить? Притом жившая на даче артистка Соня Ремизова сказала про Сашу его отцу, что он все орет по ночам песни и не дает спать.
«Скажите вашему лоботрясу, чтобы он бросил эти пения, а то я пожалуюсь…»
Саша взял один пузырь, развязал веревку, выпустил из него воздух, наклал внутрь горсть жесткого гороху. Потом опять надул. Горох трещал в пузыре, когда его встряхнут. Саша попросил меня написать на пузыре рожу пострашнее. Я написал рожу лаком-сикативом, который скоро сохнет, — ужасную рожу. Приклеили лаком паклю: вышли волосы. Это делали мы в чулане, чтобы никто не видал. Вышла голова — ужас!
Она долго сохла на чердаке. А когда высохла, Саша купил в Москве длинную бечевку и привязал ее к пузырю. Он достал еще гирю-пудовик. Гиря с ручкой.
Ночью мы пошли все на реку, где купаются, работали при луне. Гирю Саша опустил посередине реки, на дно, свободный край бечевки пропустил через ручку гири.
И вот голова-пузырь стала плавать на речке. Бечевку мы протянули далеко меж кустов берега, сели и потянули. Голова ушла в воду. Мы отпустили часть бечевки, и голова-пузырь сразу выскочила на поверхность и, качаясь, затрещала. Опять потащили бечевку, голова спряталась в воду.
— Хорошо выходит, — говорил Саша. — Приспособили хорошо. Выскочит, затрещит и опять в воду. Готово. Репетиция кончена…
Бечевку натянули и привязали к кусту. Голова
Ждем утра. Пришли рано.
Ждали, когда пойдут купаться. Сидим в кустах тихо. Видим — идут. Актриса Соня Ремизова, подруги, дачницы. Полотенца в руках, на головах. Идут такие нарядные, веселые. Видим, раздеваются на берегу. Входят по очереди в воду, плавают, плещутся, смеются. Так хорошо.
Вдруг среди них выскакивает лохматая голова… Затрещала и мгновенно пропала в воде… Отчаянный крик, визг… Выскакивают из воды, опрометью бегут по берегу. Кричат: «Утопленник, утопленник…» Отбежав, глядят на воду, волнуются, тихо подкрадываются к платью, хватают и бегут с радостью, что можно одетыми, а не голыми, добежать домой, на дачу…
На дачах поднялся шум. Что делается!.. Все собрались, кричат, идут на речку, смотрят с моста. Саша тоже с ними.
— Утопленник выскакивал… Какая страшная рожа… Боже мой, Боже… Кто такой?
Мужчины дачники купались позже. Ничего не видали. И говорили:
— Вздор, чушь. Показалось.
И мужики из деревни тоже говорили:
— Чего утопленник. Он бы выплыл, он померший. Как он головой качать может? Трещит — пустое все.
Мы решили назавтра пугать приятеля моего, магистра наук, папашу Сашиного и других купальщиков.
Но, видим, вечером на мост пришел дьячок. Сел на мосту и закидывает в речку удочку — одну, другую. Вечер тихий. Хорошо расположился, вынул табакерку, понюхал табачок. Сидит, сморкается, смотрит на поплавки. Саша из кустов отпустил бечевку, голова выскочила на поверхность воды, закачалась на воде и затрещала. Дьячок вскочил. Глядя на воду, поспешно прибрал удилище и бегом побежал с моста. Остановился на бугре и пристально смотрел на воду реки до самой темноты.
Наутро мы долго сидели в кустах. Никто не идет купаться. Скучно. Ждем долго. И видим, едет хорошая коляска с парой вороных.
Сидят господа, солидный такой человек и полная дама с зонтиком. С ними двое молодых людей. Как только коляска въехала на мост, на поверхность реки выскочила голова, треща, покачалась и пропала. Почтенный человек схватил сзади кучера за кушак и что-то закричал. Молодые люди открыли рты! Проехав мост, они остановились, замахали руками и горячо говорили. Более всех волновалась дама. Оказалось, что ехал из своего имения московский предводитель дворянства, чуть ли не сам Самарин с супругой [593] и сыновьями. Узнав это, Саша немножко испугался, присмирел. Но, конечно, у молодых начинающих актеров страха нет. Он сказал:
593
…сам Самарин с супругой… — имеется в виду московский губернский предводитель дворянства, член Государственного совета Александр Дмитриевич Самарин (1868–1932) и его жена Вера Саввична (урожд. Мамонтова).
— Черт с ним, с предводителем. Интересно выдумано: пугаются хорошо…
Наутро, только что мы хотели профессора пугать, смотрим — народу, народу у моста, толпа, полиция, исправник, дачники, мужики в воде неводом ведут, ловят, значит, утопленника. Только как не заведут невод, нет его. Саша-актер уже на мосту. Говорит им:
— Я видел его. Только, наверное, отнесло, надо ниже искать по реке.
Искали и ниже, но ничего не нашли.
Мы стороной советуем ему вынуть голову-пузырь ночью, а то дело дрянь выйдет.