То, что меня не убьёт...-1
Шрифт:
— И как? — На её отрицательное движение кивнул: — Кто бы сомневался. Не бойся, я с тобой.
Миль ему улыбнулась. Защитник, ёлки… За него и попадает.
Однако! Ольга сделала свой ход — подошла к своим, те тотчас стянулись к ней, выслушали… И отошли с упрямым выражением на лицах. Ольга повернулась к Миль, встретила её взгляд и развела руками. Миль ей благодарно кивнула. Так…
Хлопнула в ладоши — очень громко, есть такое положение ладоней, при котором хлопок звучит почти как выстрел — весь класс повернулся к ней. Не оборачиваясь, махнула рукой, меняя надпись на доске. По лицам увидела, что эффект достигнут: класс оторопело прочёл:
«Как
Грянул звонок, за дверьми послышались шаги учителя. Миль улыбнулась, щёлкнула пальцами — надпись на доске растаяла. К приходу учителя в классе было так тихо, что педагог спросил:
— А что случилось?
Конечно, они не могли сдаться вот так просто, атаки последовали сразу. Серёга напрягся, но Миль только качнула головой — не надо. Она не разбиралась, кто из них что отмочил — ответ всякий раз следовал незамедлительно: кого поразила головная боль, кого — боль в животе, одна из девчонок за минуту покрылась огромными прыщами, на другую напали и покрыли её сплошь рыжие тараканы — она визжала до обморока. Мальчишки, в травле не участвовавшие, тихо радовались своему счастью.
Миль смотрела на этот кошмар печально. Переглядываясь с Ольгой, пожимала плечами — ничем не могу помочь. На другой день ей намазали стул чем-то чёрным и жирным, но не доверять школьной мебели вошло у неё в привычку, а отмывать стул пришлось дежурным — и это были единственные пострадавшие за глупую выходку. Попытка подставить ей ножку привела к перелому ноги, попытка толкнуть на лестнице — к двум переломам, и хорошо, что не шеи, а лишь конечностей. Когда её облили спиртом и поднесли спичку, ожоги получили сразу трое: их форма вспыхнула разом, а у Миль попозже мирно высохла на батарее. При попытке ткнуть в неё шилом нападавшая проткнула себе руку и потеряла много крови…
Бабушка забирала и приводила внучку на уроки с каменным выражением лица. Только раз горько сказала ей:
— И это — дети. Современные дети. Представляешь, что творилось в средние века?
«Мы с тобой нарушили правила. Наверное, не надо было светиться?»
Бабушка подняла бровь:
— Наверное. Но иначе они выжили бы тебя из школы. А за что? Лестница, огонь, шило… Это что — детские шуточки? Заметь, более-менее невинные выходки повлекли адекватные наказания. Попытки убить приведут к соответствующим мерам. Если они этого не понимают — что ж… Это их выбор.
«Ба, да фиг с этой школой! Обойдусь!»
— Нет, не обойдёшься! По законам этого государства каждый ребёнок должен учиться, если он нормальный — в нормальной школе, а если недоумок — в школе для недоумков. И родные обязаны обеспечить ему такую возможность, а если не могут — у них отнимают ребёнка и он всё равно будет учиться, потому что государству нужны грамотные люди, которые могут работать и создавать те или иные ценности. Идиотов государство содержит, но ты ведь не идиотка? Хочешь всю жизнь прожить под надзором с таким клеймом и соответствующим отношением? У них, знаешь ли, права имеются только на бумаге, а на деле у тебя будет столько прав, сколько тебе дадут… А насчёт правил… Есть хорошая английская поговорка: если правила не позволяют выигрывать, надо менять правила. Кроме того, я же не настаиваю, чтобы ты училась на одни пятёрки.
И Миль ходила на уроки, как по приговору суда. Результат заклятия уже бросался в глаза — в классе стало свободнее.
Расстроенная, она попала под ноги какому-то торопыге-старшекласснику, и он сбил её с ног. Сидя на полу, она потирала ссадину на коленке, чувствуя, как выступает кровь. Серёга проталкивался к ней, но сбивший её подросток уже ухватил девочку, поднял и потащил в медпункт, расстроенно выговаривая ей по пути:
— Ну вот где были твои глаза? Мелочь пузатая! Надо же смотреть, куда прёшь, люди же везде! …Больно, да?
Было, конечно, больно, но Миль улыбалась ему так радостно, что он растерялся. А как же не радоваться — нормальный человек встретился, ушиб — и переживает. И ничего ему за это не сделалось!
Одноклассники задумались.
Директор, наконец, обратил внимание на высокий травматизм в одном конкретном классе, в школе ввели уроки по основам безопасности. Объясняли, как хрупок человеческий организм, как интересно устроен, как легко его повредить, как уникальна каждая жизнь и как бережно надо относиться друг к другу. Умереть нетрудно, но это так страшно, больно и окончательно… Думаете, вы бессмертные?
Половина девчонок отсутствовала.
А половина присутствующих сидела в бинтах и зелёнке и на бессмертных как-то не тянула.
К концу января нападения пошли на убыль.
Наконец, наступил и прошёл день, когда никто не напал на Миль — и, соответственно, никто и не пострадал. И на другой день не нашлось камикадзе. И на следующий.
Учителя вздохнули с облегчением.
Дети кое-чему научились.
Если бы кто-нибудь год назад сказал Миль, что ей расхочется учиться, она бы весело посмеялась. А вот поди ж ты — мысль о школе вызывала отвращение. Вот просто ноги не шли, и всё тут. И никто уже вроде бы ей не грозил, не гадил в тапочки, не плевался жёваной бумагой, не дёргал за косу, даже в спину злобно никто не смотрел. Попытались было бойкот объявить, но надолго их не хватило, потому что Миль давно было всё равно, как они к ней относятся, и относятся ли как-нибудь вообще.
Наступило что-то вроде равновесия. Девчонки ждали, как она себя поведёт теперь, после их полного разгрома. А Миль просто приходила в школу, как-то училась, уходила домой — жила себе, как ни в чём не бывало. И девчонкам надоело быть в готовности, их жизнь тоже вернулась в русло.
Февраль стоял морозный и солнечный, к концу первой смены солнце заливало классы своим сиянием, как горячей водой, все сидели на уроках развалившись, с трудом вникая в тему. Миль любовалась узорами на оконном стекле… И вдруг внизу живота зародилась и выросла боль. От неожиданности Миль как вдохнула, так и не выдыхала, пока приступ не прошёл, а уж потом, когда чуть полегчало, сообразила: это не у неё болит, это у кого-то позади. И мигом заблокировалась. Однако… Кто же это так мается? В молчаливой готовности терпеть было что-то знакомое…
Миль обернулась. Ну, конечно. Позеленевшее, застывшее лицо с невидящим, обращённым в себя светло-голубым взглядом… Ага, вот глаза сфокусировались на Миль.
Звонок сорвал с мест и вынес из класса большую часть учеников прежде, чем учитель успел их остановить — перемена была большая, каждый торопился кто пообедать, кто ещё куда.
— Запишите домашнее задание, — объявил учитель…
Миль положила перед Ольгой свой блокнот:
«Хочешь отлежаться или помочь тебе?» — значилось на странице.