То, что останется после тебя

Половинкин Анатолий Евгеньевич

– У нас не получилось, - сказал он.
– Но не все же такие, как мы. Раньше, в моем детстве, помню детей толпы бегали. А сейчас такое ощущение, словно вымираем все. Одни старики на улицах, прямо нехорошо становится.

– Что поделаешь, - сказала Валентина Ивановна.
– Такие времена сейчас нехорошие, страшные.

– Страшные?
– произнес Лебедев.
– Но, по-моему, раньше гораздо страшнее были.

Мать пожала плечами, но спорить не стала.

На небе высыпали звезды. Игорь поднял голову, и довольно долго любовался ими.

–

Совсем как в детстве, - сказал он.

– Ты знаешь названия каких-нибудь звезд?
– спросила Валентина Ивановна.
– Знаешь, где какие созвездия расположены?

– Откуда, - усмехнулся Игорь.
– Когда в школе учился, еще что-то знал, но теперь все уже позабылось.

Мать улыбнулась с легкой ностальгией.

– Тогда все мое поколение мечтало стать космонавтами, - продолжал он.
– Еще бы, в те времена первый человек вылетел в космос. Все были уверены, что к концу двадцатого века человечество всю солнечную систему облетит. Но не тут-то было. Весь этот прогресс оказался иллюзией.

– Почему же иллюзией?
– спросила Валентина Ивановна.

– Ну, как же, человечество как добралось до луны, так дальше и не сумело. Дорогостоящее это удовольствие оказалось, да и бессмысленное. Для науки и то ничего интересного не оказалось, добыча полезных ископаемых себя не окупит. Так для чего туда и летать? Так постепенно романтика космических полетов и угасла, как не оправдавшая себя.

– А разве романтика должна себя оправдывать?
– Валентина Ивановна посмотрела на сына.
– Романтика потому и романтика, что воплощает в себе мечту. Люди мечтали, а теперь все их мечты разрушили.

– Получается, что не о том мечтали, - произнес Игорь.
– Мечтали о воздушных замках. Люди хотели построить утопию, вернее не построить, а желали, чтобы кто-то для них построил. Но сами люди оказались не приспособлены к тому, чтобы в этой утопии жить. Поэтому все и рухнуло, все и развалилось.

Немного погодя Лебедев отправился принимать ванную. Лишь только оказавшись под душем, он понял, чего ему так не хватало весь этот день. Ему просто необходимо было смыть всю грязь пережитого года, смыть остатки тюрьмы, отпечатавшиеся на его теле.

С наслаждением подставляя лицо под струи воды, Игорь млел от того непередаваемого чувства, которое испытывает каждый человек, долго не мывшийся и, наконец попавший под душ. Ему хотелось вымыть не только тело, но и душу, вымыться изнутри. Он попеременно включал то горячую, то холодную воду, словно надеясь, что таким образом вода сможет вымыть все его нутро.

Потом, закрыв краны душа, Игорь нежился в ванне, погруженный в какую-то сладостную дремоту. Он пролежал в ванной до тех пор, пока не начала остывать вода.

Валентина Ивановна постелила сыну на диване. Тот вышел из ванной с чувством, будто заново родился.

– Как хорошо, - проговорил он, запахивая халат, и опускаясь на диван. Не раздеваясь, он лег ничком на постель, зарывшись лицом в подушку.
– Дома, наконец-то дома.

Пролежав в таком положении некоторое время, он

снял халат, и забрался под простыню, заменявшую одеяло. Спать под настоящим одеялом в такую жару не представлялось возможным. Игорь закрыл глаза, и тут же провалился в сон, глубокий и непробудный. Это была его первая ночь на свободе, ночь в родительском доме.

5

Игорь Лебедев проснулся около девяти часов утра, и в первые мгновения никак не мог понять, где он находится. Он лежал не на грубых тюремных нарах, а в мягкой уютной постели. Вокруг него не было коек с заключенными, а были ковры и до боли знакомая мебель. Не было и вонючего отвратительного тюремного запаха, который постоянно стоял в камере. Вместо того была свежесть, и пахло зеленью.

Добрых полминуты понадобилось Игорю на то, чтобы понять, что он находится не в тюрьме, а в родительской квартире, в которой он провел все свое детство и годы юности.

Осознав это, Лебедев вытянулся во весь рост, снова закрыл глаза, и блаженно улыбнулся.

Было шестое июля, и начинался второй день освобождения Игоря. Как же было приятно понежиться в теплой мягкой постели, после ненавистных тюремных нар. Ему казалось, что он может пролежать вот так, не вставая, целую вечность. Однако, пролежав минут пятнадцать, он сел на диване. Дверь его комнаты была открыта, и он увидел, как из соседней комнаты вышла его мать.

– Уже проснулся?
– спросила она.

Игорь молча кивнул, не сводя глаз с матери.

– Как спалось?

Он снова не ответил, но выражение его лица говорило обо всем лучше любых слов.

Валентина Ивановна улыбнулась, глядя на сына.

– Давай, умывайся, скоро будет готов завтрак.

Игорь покинул квартиру матери около полудня, унося с собой сто тысяч рублей, отданных ему матерью. Придя домой, он надежно, как показалось ему, спрятал деньги, оставив себе лишь небольшую сумму на непредвиденные расходы. Пряча деньги, он почувствовал угрызения совести. Все деньги, которые он когда-то отдал матери, вновь вернулись к нему. Словно он их просто оставил ей на хранение.

Стоя посреди комнаты, Лебедев чувствовал, что вместо радостного и счастливого настроения, к нему вновь возвращается чувство одиночества. Вновь родная квартира показалась ему пустой и недружелюбной, какой-то даже чужой.

Он вынул из шкафа ключи от своей машины и документы на нее. По-крайней мере, их жена не тронула. Впрочем, она не умела водить машину.

Выйдя из квартиры, Игорь направился к своему гаражу, где он держал свою машину. Гараж находился в паре кварталов от дома, и на дорогу не потребовалось много времени. Вот он, знакомый капитальный гараж, который ему довелось приобрести лет пять назад. Остановившись возле ворот, Игорь помедлил. А что если машины там и нет уже давно? Что если ее уже давно угнали? Или жена сдала ее на металлолом. Последняя мысль показалось ему нелепой.