То, что останется после тебя

Половинкин Анатолий Евгеньевич

– Не знаю, - вздохнула мать.
– По-моему, каждый волен распоряжаться своим талантом так, как ему угодно. И в первую очередь, это надо делать во благо себе. Сколько раньше нас одурманивали подобными речами. Отдай себя на благо коммунизма. Придет время, и это все к вам вернется. И люди верили в это. И что? Сколько миллионов в землю зарыли за великую идею. Наступило это светлое будущее? Да ничего подобного, просто те, кто был у власти, нажились на этом. А народ погноили.

– Мы говорим о разных вещах, - сказал Игорь.
– Я вовсе не призываю

к тому, чтобы отдавать себя всецело какой-нибудь великой идее. Нет. Я говорю о том, что не всякий способ добычи денег позволителен. Человек должен твердо знать, что ему можно делать, а на что идти категорически нельзя.

– Тут ты, конечно, прав, - призадумавшись, согласилась Валентина Ивановна.
– Здесь я с тобой согласна. Но это что же выходит, получается, что ты согласен с тем, что тебя посадили в тюрьму? Ты считаешь себя виновным?

Лебедев смутился.

– Конечно, тюрьму никто благодарить не станет. И упаси Бог любого от такой участи. Просто я считаю, что мог бы избежать этого, если бы правильно распорядился своим талантом.

– Но, как же можно здесь правильно или неправильно распорядиться, если все мы зажаты в узкие рамки? Либо делай то, что тебе велят, либо пропадай. Третьего не дано.

Игорь потер подбородок, и покачал головой.

– А мне кажется, что третий путь все же есть, только надо суметь его найти.

– Попробуй, - сказала Валентина Ивановна.
– Только в нашей стране могут посадить абсолютно каждого, независимо от того, какой путь он выберет. Правый ты или неправый, в любом случае твоя жизнь и судьба зависят от того, кто находится над тобой.

Мать вздохнула.

– Ладно, сынок, - примирительно сказала она.
– Что это мы какие разговоры завели, словно у нас никаких иных тем нету. Главное, что ты вернулся. Снова на свободе, и я снова могу обнять тебя.

С этими словами Валентина Ивановна села рядом на табурет, и обняла сына.

– Я надеюсь, я верю, что теперь все будет хорошо. Главное - это то, что ты рядом.

Они некоторое время сидели молча, обнявшись друг с другом; мать и сын. Время от времени Валентина Ивановна тайком вытирала из уголков глаз слезы.

– Ну, что мы тут на кухне сидим, - словно опомнившись, сказала вдруг она.
– Пойдем в комнату.

Они прошли в комнату. Было жарко, а от горячего чая по телу Игоря струился пот. Он подошел к открытому окну, и подставил себя освежающему ветерку.

– Не стой на сквозняке, продует, - предостерегла мать.

– Ну и что, - отозвался он.
– Главное, что я снова дома. Лучше болеть дома, чем быть здоровым в тюрьме.

Однако он все же отошел от окна, и сел на диван.

– Так, значит, у тебя теперь совсем нет денег?
– спросила Валентина Ивановна, садясь в кресло, напротив сына.

Игорь развел руками.

– Получается, что нет. Что ж, начну все сначала. Я еще не совсем старый, надеюсь, что смогу себя куда-нибудь пристроить.

– На это нужно время, - сказала Валентина Ивановна.
– А сейчас тебе как

быть?

– Не знаю, - признался Лебедев.

Мать поднялась с кресла.

– Ладно, я сейчас.

Она скрылась в соседней комнате, и долго возилась там.

– Вот, - сказала она, возвращаясь в комнату, и неся в руках полиэтиленовый пакет.
– Здесь сто тысяч. Держи.

Игорь вскочил на ноги, и отпрянул от матери.

– Что ты!
– воскликнул он.
– И думать забудь! Я не могу этого взять. Это твои деньги!

– Во-первых, эти деньги заработал ты. Поэтому бери.

– Я не могу!
– Игорь продолжал пятиться назад.

– Во-вторых, я старый человек, и мне много не надо. Я почти ничего не тратила из того, что ты мне давал. На смерть у меня отложено, а на питание мне хватает моей пенсии.

– Да какая у тебя пенсия, что ты говоришь. Это издевательство, а не пенсия.

– Бери, сынок, бери, - сказала Валентина Ивановна, насильно вкладывая деньги в руки Игоря.
– Тебе они нужнее, чем мне. Я знаю, какое у тебя тяжелое положение сейчас. А если снова начнешь зарабатывать, будешь давать мне немного.

– Но, все равно, зачем ты мне все даешь, - продолжал упорствовать он.
– Оставь себе хотя бы половину.

– Бери, бери, - настаивала мать.
– Тебе они нужнее.

Игорь посмотрел на толстую пачку денег, которую мать сунула ему в руки.

– Спасибо, мама. Я верну, как только заработаю.

Лебедев запрятал деньги в карман. Они еще долго сидели и беседовали на разные темы. Вспоминали жизнь, прошлое. Говорили о настоящем и о будущем.

Когда солнце стало клониться к западу, Игорь вышел на балкон. С восьмого этажа открывался чудный вид на город. Возможно, что чудным он казался Игорю оттого, что тот уже давно здесь не был и долгое время провел в местах заключения, но сейчас это не имело для него никакого значения.

– Пора домой, - сказал он, налюбовавшись видом родных мест, и взглянув на часы.

– Домой?
– удивилась мать.
– Да что тебе там делать? Тебя же никто не ждет. Оставайся у меня. В кои веки-то встретились с тобой с глазу на глаз.

– У тебя?
– растерянно произнес Игорь.

– Конечно. Оставайся, даже не думай. Куда тебе торопиться.

Он заколебался.

– Может, и правда остаться.

– Я тебе еще чаю налью. Хочешь? Давай прямо здесь на балконе и попьем.

Валентина Ивановна принесла чай.

Они сидели рядом, и пили. Игорь с наслаждением вдыхал в себя аромат душистого черного чая. Внизу рос высокий тополь. Еще совсем недавно Валентина Ивановна замучилась сметать его пух со своего балкона. Но теперь он уже отцвел, и лишь остатки пуха еще лежали у его подножья.

– Как мало детей стало на улицах, - заметил Игорь, глядя вниз.
– Сколько смотрю я, ну, максимум одного или двух увидел за весь вечер.

– Ох, и не говори, - махнула рукой мать.
– Не стало детей на улицах. И у вас ведь с Любкой тоже не было детей.