Шрифт:
Часть 1 Сын маминой подруги
Глава 1
– Кость, что с твоими оценками?
– Мам, отстань, а!
Я спокойно катал в дотку у себя в комнате, но тут маман объявилась. Встала, уперев руки в бока, в дверном проёме и завела свою обычную песню.
– Ты вообще как экзамены думаешь сдавать? Мне вчера из деканата звонили, сказали, ты на английский вообще забил в этом семестре?
Так-то она у меня нормальная и говорила всё вроде правильно. Но настроение было отвратное, и думать ни о чём серьёзном не хотелось. Хотелось насовсем отключить мозги, чтобы забыть о своей проблеме, и просто погамать.
– Говорю
Мама зашла в комнату и развернула моё компьютерное кресло к себе. Мышь соскользнула со стола и повисла на проводе. Я с тоской покосился на происходящее на мониторе. Да, похоже, эту катку я слил. Повезло ещё, что у мамы нет привычки выдирать шнур из розетки.
– А ты думаешь, мне приятно без конца повторять одно и то же? Я меньше всего хочу с тобой ругаться. Но скажи, что мне ещё остаётся, если ты продолжаешь ерундой заниматься? Ты, в конце концов, уже совершеннолетний, своя голова должна быть на плечах.
Я уставился на неё исподлобья. Выглядела она устало и раздражённо. Опять, видимо, на работе завелась, а отыгрывается на мне в итоге. Даже вон не переоделась, всё в той же кофте и брюках, что и утром. Пришла и с порога налетела.
– А-а-а! Достала уже! – прорычал я, развернувшись обратно к компу. – Я начинаю понимать, почему отец от тебя ушёл. Ты же кому угодно мозг вынесешь!
Их с отцом развод был для неё больной темой. Стоило мне упомянуть об этом, и мама тут же замыкалась в себе. Я понимал, что это жестоко, но не мог не злиться за то, что в жизни всё так круто поменялось. Нам даже пришлось переехать в другой город, где у меня почти не было друзей или знакомых. Со временем я привык, и немного отпустило, но иногда, когда нужно было, как сейчас, резко закончить разговор, я всё ещё пользовался этим фактом нашей семейной биографии. Однако в этот раз на маму почему-то это не возымело эффекта. Она лишь ещё больше нахмурилась и скрестила руки на груди.
– Ты меня сколько ещё будешь этим попрекать? – выдохнула она. – Не нравится, что я забочусь о тебе, так поезжай к отцу. Ради бога, я не держу. Уж он-то тебя точно доставать не будет. Ему вообще плевать, что там с тобой происходит. За год так ни разу и не нарисовался. Чего молчишь? Едешь? Вещи собрать тебе?!
Она устало опустилась на диван. Выражение лица стало болезненным. Закусив губу, я уставился в никуда, покручивая между пальцев шнур от мыши. От её слов было больно, но я почти не обижался. Сам же хотел её поддеть, вот и получил обраточку. Меня скорее начала гложить вина за то, что я заставил её сказать эти слова, и страх, что отец, возможно, отказался от нас именно из-за меня.
Я вспоминал, как странно он смотрел иногда, будто обо всём догадался раньше меня самого, и становилось жутко. Оттого все мои порывы позвонить ему заканчивались ничем. Я просто прятал телефон подальше, убеждая себя, что сейчас не до этого. С мамой в этом смысле было проще. Она никогда не лезла в душу, только следила, чтобы я вовремя ел и был одет в чистое. Ну и чтобы учился хорошо, потому что, как она думала, это могло повлиять на мою дальнейшую жизнь.
– Не понимаю я этот английский, – пробубнил я себе под нос. – Прихожу на занятия и как дебил не могу двух слов связать. Стрёмно.
Мне вроде всегда учёба давалась легко, особенно точные науки. Гуманитарные чуть хуже, но при наличии хорошей мотивации я и их вывозил спокойно. Вот только сейчас меня ничто не способно было замотивировать. Скорее наоборот, ответственность перед
Мама заинтересованно наклонилась вперёд, оперевшись руками на колени. Напряженная морщинка на лбу разгладилась. Она всем своим видом показывала, что готова к диалогу. Но я не знал, что ещё добавить, не рассказывать же ей, отчего я на самом деле выпал из жизни в последнее время.
– Только в этом проблема? – она подозрительно прищурилась, и у меня мурашки по спине пробежали. Казалось, мама видела меня насквозь.
– Ну да, – выдавил я неуверенно.
Поджав губы, она кивнула.
– Я найду тебе репетитора, – сказала она решительно с видом, будто это должно было сразу привести мою жизнь в норму. – Герман у тёти Мариши переводчиком работает. Вроде в следующем месяце должен вернуться.
– У однокурсницы твоей, что ли? – меланхолично уточнил я, с тоской вдруг осознав, что только что профукал шанс открыться маме.
– У неё, ага, – подтвердила она, вставая с дивана. – Не факт, конечно, что он согласится, но если так, то это был бы идеальный вариант. Он же два года жил в Штатах. Язык на уровне носителей должен быть. Но по остальным предметам самому придётся подтянуться, хорошо?
– Ладно, – я тяжело вздохнул и кивнул.
Она ушла, и я переполз с кресла на диван. Свернулся зародышем и уставился на выкрашенную эмульсионкой батарею. Я, конечно, пообещал ей, что возьмусь за ум, но на самом деле не знал, как быть. Я не просто так пинал хуи вместо учёбы. Я не лодырь и не пофигист. И меня волновало моё будущее. Как раз поэтому мне и стало так ссыкотно, когда понял, что меня влечёт к парням.
Когда накатывало так, как сейчас, я пытался вспомнить, с чего это началось. Мне почему-то всегда казалось, что не может нормальный пацан вот так взять и стать вдруг педиком. Для этого изначально должны быть какие-то тревожные звоночки. Выходит, и у меня они были? Но когда? В голову почему-то пришло воспоминание, как я в шесть лет после концерта Леонтьева по телеку напялил мамкины боты на каблуках и стал петь «Казанову» перед зеркалом. Да ну, бред, я ж просто баловался. А может, тогда, в пятом классе, когда мы с парнями подглядывали за трудовиком в туалете. Тоже вряд ли, нас ведь пятеро было, по такой логике все мои бывшие одноклассники теперь должны играть за другую команду. Ещё в девятом был случай. Я тогда как раз расстался с девчонкой из параллельного, а её брат пришёл ко мне на разборки. Вот это уже больше походило на то самое – у меня даже привстал, когда он меня схватил за грудки и припёр к стене. Но я тогда не особо придал этому значения. И может, оно и к лучшему, если бы я в тот момент этим озадачился, то всё закончилось бы очень плохо.
Мне периодически дурные мысли приходили в голову, но не всерьёз, а с психу. Я ведь понимал, что я, скорее всего, не гей, а бисексуал. Мне по большому счёту не перестали нравиться девчонки. Просто иногда, когда смотрел на Евгена, своего друга детства, понимал, что хочу его, хоть он и одевается как бомж, а на лице у него будто граната разорвалась. Такие моменты пугали, потому что я начинал думать, что будет, если я вдруг сорвусь и сделаю что-нибудь. Хотя он скорее всего меня отпиздил бы, как только распознал бы мои нечистые намерения. Но это полбеды. Евген не крыса, но в отместку мог бы рассказать кому-то из наших общих знакомых. И вот тогда всё действительно могло бы обернуться для меня очень плохо.