Тобой расцвеченная жизнь
Шрифт:
Неужели Патрик, действительно, готов отпустить меня с Килианом? Никак не могу в это поверить. А потом понимаю: это своего рода жест благодарности за оказанное доверие в его отношениях с Ренатой. Он хочет показать, что доверяет мне не меньше, чем я ему... И тогда я соглашаюсь ехать с Килианом.
— Тогда завтра в семь, — произносит он на прощание, направляясь к калитке.
И я вдруг с ужасом думаю: «Он ведь не собирается везти меня в Штутгард на мотоцикле?»
… Голубая «Ауди-А3» дожидается меня у дверей, когда
Надеюсь, Патрик этого не видит. Мне неловко принимать знаки внимания от чужого мужчины... Пусть даже он Килиан Нортхофф. Хотя от него, если уж быть совсем откровенной, принимать их еще более неловко.
Мы выезжаем из Виндсбаха в молчании, неуютном, вязнущем на зубах — провести три часа пути в подобной атмосфере я определенно не готова, и потому с трудом, но разжимаю зубы.
— Я боялась, что ты приедешь на своем байке, — произношу первое, что приходит мне в голову, и вижу, как губы парня расплываются в широкой улыбке.
— Привезти в Штутгард ледышку в мои планы не входило, — посмеивается он. — Именно поэтому я одолжил автомобиль сестры... Она была не очень этому рада, однако я сумел ее уболтать.
— Уболтать? — вскидываю бровь.
Килиан качает головой.
— Ну хорошо, не уболтать — подкупить. Только не спрашивай, чем. Тебе лучше об этом не знать!
Мне, конечно, любопытно узнать, чем же таким особенным он смог подкупить Карину, однако я не допытываюсь: гляжу на бесконечную ленту автобана и говорю:
— Тебя тоже пригласили на свадьбу. — Я не спрашиваю, лишь констатирую очевидное... Каролина ничего об этом не говорила, и мне чуточку обидно. Даже не «чуточку» — очень обидно. Не понимаю, почему она умолчала о таком...
— Да, Каролина сказала, что это отличный повод для встречи, — Килиан пожимает плечами. — Вот я и собрался.
— Готов пожертвовать Рождеством в кругу семьи ради сторонней свадьбы? — теперь уже спрашиваю я, и парень отвечает:
— Это всего лишь Рождество — не последнее в моей жизни, полагаю. Родители не были против...
И я не могу сдержаться:
— Так проняло? — спрашиваю я. — Влюбился до самой печенки?
Килиан бросает на меня быстрый взгляд, с секунду как будто бы размышляет над ответом (возможно, высчитывая уровень своей влюбленности: до печенки или все-таки не столь глубоко), а потом утвердительно кивает.
— И даже больше, — говорит при этом.
Наверное, я ничего не понимаю в любви, только все эти эпистолярные сюси-пуси никак не вяжутся у меня с пламенным чувством. Не понимаю, как можно влюбиться, толком друг друга не зная... Может, во мне не хватает правильного винтика для понимания данного механизма. Утерялся и уже не найти...
Наш автомобиль оглушительно «фыркает», и я вцепляюсь пальцами в обшивку сидения.
—
Килиан улыбается своей обычной белозубой улыбкой.
— Все хорошо. Расслабься! — произносит он, перегибаясь через меня и нащупывая что-то в бардачке своей сестры. — Вот, так и знал, что у нее должны быть запасы... — он извлекает пакетик «MM‘s и протягивает мне. — Хочешь? Здорово помогает расслабиться.
— Я не напряжена, — возражаю с толикой раздражения. — Просто переживаю.
— Слишком много переживать — вредно для здоровья, — голосом всезнающего оракула вещает мой спутник, закидывая в рот первую конфету. — Иногда стоит просто расслабиться и отпустить... Держи, — он снова протягивает мне пакетик с конфетами, и я нехотя извлекаю... желтую драже.
Она похоже на маленькое солнце...
Кусочек лета, лежащий на моей ладони.
На сочный апельсин...
Так, стоп, апельсины оранжевые, а не желтые — с чего бы мне это думать об апельсинах в обход, скажем, желтых лимонов? Прикрываю глаза, прокручивая мысль на самое начало, и вдруг понимаю, в чем дело.
— Ты сменил одеколон? — спрашиваю Килиана, который даже закашливается для вида.
— Что, прости? — любопытствует он. — Я, кажется, плохо расслышал.
Уверена, он все прекрасно слышал, а вот мне стоило бы быть посдержаннее. Все Каролина со своими обонятельными разговорами...
— Ты сменил одеколон, — повторяю едва слышно. — Я так подумала, потому что... почувствовала сейчас... В общем Каролина говорит, что от тебя пахнет апельсинами и...
— И? — парень явно потешается надо мной.
— И морским бризом. Чепуха полная, я знаю!
Килиан улыбается:
— Так аромат чего ты сейчас не почувствовала, — спрашивает он, — морского бриза или все-таки апельсина?
И тогда я несильно пихаю его в плечо.
— Перестань, — велю полным смущения голосом. — Мне вообще не стоило этого говорить... — Потом прибавляю громкость на радио, и заглушаю тем самым безудержное веселью своего незадачливого шофера.
Чем ближе мы к дому, тем сильнее сжимается мое сердце... Наверное, я впервые по-настоящему понимаю, что небольшой коттедж в Бёблингене был в большей мере моим домом, чем все остальные места до него.
От нетерпения я едва могу усидеть на месте, посекундно взглядывая на часы и сетуя на каждую дорожную заминку, отсрочивающую наше прибытие к месту назначения. И это мы еще не живем в самом Штутгарде — в пригороде. Боюсь, там наша поездка растянулась бы до маленькой бесконечности... А я не готова терять ни минуты.
Килиан продолжает молчать, и вскоре я замечаю знакомый флюгер над крышей нашего дома. Леон смастерил его на уроках труда — Петер сказал тогда, что ему самое место над крышей нашего дома. Маленький наблюдатель, присматривающий за каждым членом нашей семьи...