Тобой расцвеченная жизнь
Шрифт:
— Сердишься на меня? — спрашивает Патрик, заглядывая прямо в глаза. — Считаешь, мне не стоило приглашать их в наш дом?
— Ты мог бы посоветоваться со мной.
— Знаю, прости. Просто все это случилось так неожиданно... Я несколько раз порывался признаться тебе на выходных, да не хотел портить твою встречу с родными. Ты была так счастлива... Я просто не смог.
— А после?
— А после боялся...
— Чего?
— Твоей реакции, должно быть. — И признается: — Я сам до конца не могу поверить... Весь мир как будто бы с ног на голову перевернулся.
И тогда я спрашиваю:
— Как долго они пробудут в Виндсбахе?
— Через месяц назначена операция.
— Значит месяц?
— Полагаю, что так. — Чувствую, как он притягивает меня к себе и нежно целует в губы. — Ну, ты чего, — спрашивает через мгновение, — неужели ревнуешь, глупышка? Ты же знаешь, я тебя люблю, только тебя и больше никого.
— Однако вино с Ренатой вы распивали на пару, — не могу сдержаться от шпильки, и Патрик улыбается:
— Так все дело в этом злополучном вине? Вот уж о чем тебе стоит волноваться меньше всего. — И объясняет: — Рената привезла с собой бутылочку, хотела отпраздновать нашу встречу... Я сказал ей, что ты не пьешь. Вот и все.
После пережитого прошлым вечером кошмара, когда я полагала Патрика влюбленным в другую женщину, его тихий голос и податливые губы кажутся мне всемеро слаще, чем обычно. Я позволяю ему убаюкать все свои страхи, развеять все печали, разгладить каждую морщинку, залегшую на лице за последнее время... и только несколько позже принимаюсь за выпечку.
А вечером следующего дня стучусь в двери Нортхоффов, едва ли дыша от неловкости и волнения. Я мечтаю, чтобы никого не оказалось на месте и в то же время боюсь, что мне придется проходить через это в очередной раз.
Замок щелкает — заспанный Килиан прорисовывается в темном проеме двери.
— Привет, — произносит он при виде меня. — Не ожидал тебя здесь увидеть.
— Твоя мама дома? — спрашиваю я. — Хотела отблагодарить ее за гостеприимство.
Он приглаживает вздыбленные волосы, и я невольно улыбаюсь, наблюдая за его тщетными попытками привести себя в надлежащий вид.
— Она, должно быть, в саду. Проходи, я ее сейчас позову!
Вхожу в дом, прикрываясь пирогом, словно щитом, — сама не пойму, от чего защищаюсь.
— Ева, — Кристина радостно улыбается, стягивая рабочие перчатки и заключая меня в объятия. — Рада тебя снова видеть. Проходи, милая! Не стесняйся.
— Я только на минутку, — спешу произнести, протягивая ей свое подаяние. — Сливовый пирог в знак моей признательности. Не буду отвлекать вас от работы!
Женщина ставит пирог на стол и велит сыну включить чайник.
— Ты нас вовсе не отвлекаешь, — уверяет она меня. — Ничего подобного, даже не думай. Килиан вон и вовсе заработался, бедняжка, — насмешничает она, заметив заспанный вид своего сына. — Видно, экзамены нынче во сне и сдают.
— Всего-то задремал на секундочку, — отнекивается тот. — В глазах уже от учебников рябит. Пожалейте человека!
Фрау
— Бедненький ты наш, совсем измучился всезнаюшка.
Тот качает головой, мол, насмешничайте, насмешничайте, сколько вам влезет, а потом выходит из комнаты и возвращается уже гладко причесанным — почти идеальным. Таким он нравится мне даже чуточку меньше, чем прежде...
Кристина разливает чай и нарезает сливовый пирог, раскладывая каждому по огромному куску. Карина, появившаяся посреди чаепития, бросает на меня быстрый взгляд и плюхается на соседний стул...
— В честь чего посиделки? — спрашивает она, и я пугаюсь, что следует упомянуть позапрошлую ночь и все с нею связанное. К счастью, Килиан пожимает плечами и тянет сестру за темную прядь...
— Да просто так, ради удовольствия.
Она заговорщически улыбается, вроде как сигнализируя, что поняла тайную подоплеку того, о чем не стоит поминать вслух.
… Письмо Килиану я отдаю перед самым уходом, незаметно сунув конверт ему в ладонь.
23 глава
— У тебя появился тайный поклонник? — подначивает меня Майя, в сотый раз выглядывая сквозь большое витринное окно нашего ателье.
И я знаю, почему она спрашивает: там, уткнувшись носом в какую-то книжицу, меня дожидается Килиан Нортхофф. Не знаю, откуда взялась эта уверенность, только я точно знаю, пришел он по мою душу.
Наверное, все дело в письме... На миг пугаюсь: я ведь подписала его? Подписала. Еще не хватало, чтобы он посчитал автором данного послания меня! Хотя я и есть автор, а вернее, редактор. Вынужденный... Впрочем, ему знать об этом не обязательно. И тут же ударяю себя по лбу... мысленно: и так ведь ясно, что я приложила к этому руку — послание-то написано моим почерком.
Вот ведь несносная Каролина, так меня подставить!
Я намеренно тяну время, позволяя то одной, то другой причине задержать себя на рабочем месте дольше положенного времени, и когда из всех работниц остаюсь только я одна, а Килиан все равно продолжает поглядывать на дверь нашего ателье, — решаюсь, наконец-то, свидеться с ним. Иначе может появиться Клара, и тогда неловкость только усилится.
— До завтра, Клара, — прощаюсь с начальницей, занятой бумажной работой, и выхожу на улицу. Килиан тут же запихивает развлекающую его книжицу в карман и подходит ко мне.
— Привет, тебя-то я и дожидался, — говорит он с обезоруживающей улыбкой.
Стараюсь не показать своего чрезмерного волнения и отзываюсь по возможности невозмутимо:
— Привет. — И тоже улыбаюсь: — Ты взбаламутил целое ателье: каждая из наших девушек полагала тебя, дожидающимся именно ее.
— В самом деле? — удивляется парень. — В таком случае, ты могла с легкостью развеять все их мечты. — С этими словами он извлекает из другого кармана уже знакомый мне конверт и машет им в воздухе. — Вот причина моего визита.