Точка
Шрифт:
А сигареты, наверное, контрабандные.
— Да, — сказал Искин, — я почти закончил.
— А мне позвонил доктор Фертиппер, — сказал Берштайн.
— Это кто?
— Один хороший знакомый. Конференции по магнитонной диагностике осенью не будет. Как мне кажется, в струю недавнего разговора.
Берштайн остановился у ложа.
— Все хорошо? — спросил он Аннет.
— Да, — ответила женщина, — меня сбрызнули водой, я посвежела, но пока не растеклась.
Берштайн выпятил губу и повернулся к Искину.
— Ничего, —
— Тогда выходим с данными в центр?
— На контрольном.
— А как же!
Берштайн уселся за стол, пальцы его снова нажали на невидимые клавиши.
— Готов.
Искин отсоединил иглы и подержал их несколько секунд в воздухе. Биопак пискнул, перезагружаясь.
— Подключено, — сказал Берштайн.
— Делаю, — сказал Искин, вновь прилепляя иглы.
— Еще десять минут? — спросила Аннет.
— Меньше. Недолго. Дышите глубоко.
Искин запустил сканирование.
— Картинка четкая, — через секунду сказал Берштайн.
Искин отклонился, взглянув на экран биопака.
— Проход без задержек.
— Замечательно.
— С этим можно будет в Вадуц? — поинтересовалась Аннет.
— Хоть в Ниццу, хоть в Вейн. — сказал Берштайн. — Даже в Штаты. Мы все-таки отделение «Альтшауэр-клиник».
— Так, второй проход, — сообщил Искин.
Аннет улыбнулась.
— Я что-то волнуюсь.
Она попыталась сложить руки на животе, но Искин мягко перехватил ладонь.
— Не стоит, — сказал он. — Просто соперница взяла вас на испуг. А может она и сама была не в курсе, что колонии таким образом подсадить нельзя.
Он вернул ладонь на место.
— Ага, — сказал Берштайн, следя за строчками на голограмме. — Заражения не обнаружено. Данные… данные приняты. Синхронизация… Все, синхронизация успешна. Идентификатор… статус обновлен.
— Все, — сказал Искин.
Отсоединив иглы, он помог Аннет сесть и передал бумажное полотенце.
— Спасибо, — сказала Аннет.
Она вытерла живот и шею, оставляя на полотенце влажные, расплывающиеся пятна.
— Идентификатор.
Берштайн выложил карточку на край стола.
— Все? — спросила Аннет, спуская ноги с ложа.
Берштайн развел руками.
— А что вы хотели? — шутливо заявил он. — Добавили бы пять марок, и мы расщедрились бы на блюдо из кафе поблизости. На…
Он пощелкал пальцами, вызывая название из памяти.
— Кайзершмаррн, — подсказал Искин.
— Да, на кайзершмаррн, на сладкий омлет.
— Не стоит.
Аннет прошла к шкафчику и принялась неторопливо одеваться. Искин поймал себя на том, что беззастенчиво пялится на нее.
— Господин Искин, — обернулась Аннет, — вы не ответили на мое предложение.
Она оправила блузку и накинула жакет.
— Я не против, — сказал Искин, складывая за спиной руки.
— Может, созвонимся
— У меня нет виссера.
— Совсем? — удивилась Аннет.
Прошуршав бахилами, она взяла со стола идентификатор. На ухоженном лице всплыла улыбка. Несколько секунд женщина стояла неподвижно.
— Слушайте, — сказала она, отмерев, — может, сегодня в восемь в «Тиомель»? Знаете про «Тиомель»? Я вас приглашаю.
— Знаю, на Криг-штросс, — кивнул Искин и вспомнил про Стеф. — Но лучше завтра. Завтра в восемь. Сегодня у меня нет возможности. У меня…
Он умолк. Объявлять о том, что его будет ждать девчонка, в судьбе которой он принимает посильное участие, было, пожалуй, глупо.
— Договорились.
На прощание Аннет послала ему легкий воздушный поцелуй.
— Ох-хо-хо, — с улыбкой сказал Берштайн, когда женщина вышла, — где мои семнадцать лет? А ты тот еще ходок, Лем.
— Я?
Берштайн встал из кресла.
— А я что ли? — он с кряхтением присел в углу у сейфа. — Стоило мне отвернуться, выйти ни минуту, как у вас уже все сладилось. Ты сканированием занимался? У нее, кстати, натуральная грудь. Это, поверь мне, большая удача при том, что сейчас кто только не колет себе парафин.
Щелкнул замок. Берштайн достал из стальных недр пачку денежных купюр в сине-желтой банковской упаковке и вернулся с ней за стол.
— Я выдам тебе восемьдесят марок, — сказал он, разрывая ленту. — Это вместе с сегодняшним приемом. Ты не против?
— Нет, — сказал Искин.
Ему вдруг сделалось дурно, и он отступил к биопаку, едва не опрокинув его на пол.
— Лем?
Берштайн оторвал глаза от пересчета купюр, и лицо его сделалось озабоченным. Он приподнялся. Искин же искал точку опоры и не находил. Перед глазами плыло. Правую руку стиснуло обручем, и не разобрать, горячим, огненным или ледяным, все одно руки будто и не было до плеча. Юниты вибрировали внутри, распадаясь на бестолковые сегменты.
— Я…
Искину удалось зацепиться локтем за ложе, он налег на него, перевернулся, большей частью тела наползая под «Сюрпейн» — ни дать ни взять выбросившийся на берег тюлень. Нет, на дельфина не тянул. Дальше уже подоспел Берштайн, разодрал на Искине ворот халата, полез пальцами к шее, потом — к запястью. Хватило сил отмахнуться.
— Снова? — спросил Берштайн.
Про приступы Искин сказал ему, что вынес их из Фольдланда. Собственно, вранья в этом не было. Учитывая деликатность темы, Берштайн о большем не расспрашивал и, видимо, посчитал, что его новый работник хотел бы оставить прошлое в прошлом. Сам покинувший Фольдланд за несколько лет до объявленной политики единения и чистоты, Берштайн был уверен, что остальным, чтобы вырваться, пришлось пройти через унижения и пытки. В какой-то степени правдой было и это.
— Ко… кофе, — выдавил Искин.