Точка
Шрифт:
— Я — не делаю.
— А те же Марк и Славен…
Искин заскрежетал зубами.
— Ты спала с Балем!
— Всего один раз, — парировала Стеф. — И мне не понравилось. Все время хотелось зажать нос от запаха рыбы.
Искин почувствовал, что устал.
— Я не хочу с тобой спорить, — сказал он. — Сегодня, так и быть, ты переночуешь здесь, но завтра тебе придется или согласиться на холл, или искать место себе самой, без меня и моей помощи.
— Хорошо, — покладисто сказала Стеф. — А где я сплю?
— На кровати.
— А вы?
— В шкафу!
— Серьезно?
— Нет.
Показывая, что разговор окончен, Искин встал, перенес сковородку на тумбочку рядом с плиткой, вывалил в нее из коробки остатки пирога, потрогал чайник и долил из него себе в кружку остывшего кипятка. Отхлебнул.
— То есть, вам спать с Балем приятнее, чем со мной? — спросила Стеф.
— Может быть, — сказал Искин.
Девчонка куснула губы.
— Тогда дайте мне полотенце, — протянула руку она.
— Что?
— И мыло. Вы же хотели, чтоб я помылась?
— Хотел.
— И шланг.
— Сейчас.
Присев перед тумбочкой, Искин достал из нее обмылок в закрытой жестяной мыльнице, свернутый в бухту резиновый шланг с притороченной к нему насадкой от садовой лейки, куцую поролоновую мочалку, с кроватной спинки снял полотенце, но, подумав, вернул его на место. Вместо этого из второго отделения шкафа, сдвинув висящий на плечиках старенький поношенный костюм, он извлек простыню и полосатый матрас, а затем, пошарив ладонью на верхней полке, вытянул еще одно полотенце.
— Вы запасливый, — сказала Стеф.
— Не подлизывайся, — Искин свалил матрас с простыней на кровать, а мыльницу, мочалку, шланг и полотенце вручил девчонке. — Все, можешь идти.
— А если там занято?
— Займешь очередь.
— Хорошо, — легко согласилась Стеф. — Я пошла?
— Погоди. Я пройду с тобой.
Искин подхватил простыню.
— Это зачем? — спросила Стеф.
— Прикрою тебя, чтобы никто не пялился.
— А шланг подержите?
Ох уж это ехидство в голосе! Вместо ответа Искин указал на дверь. Они вышли из комнаты. Пока Искин возился с замком, Стеф ускакала вперед. В коммунальном санузле две девочки шести-семи лет держали руки в одной раковине и больше плескались и брызгались, чем оттирали чернильные пятна на пальцах. Рядом женщина, набрав таз, склонившись, мыла голову. Место у полукружья слива было свободно. Угол стены влажно поблескивал. На кафельном полу медленно оседали лепешки серой пены.
— Мы вовремя, — сказал Искин, цепляя за крючок конец простыни. — Становись.
Стеф скинула туфли.
— Можно раздеваться?
— Держи пока.
Искин передал девчонке свободный край простыни и принялся накручивать шланг на кран.
Шумела вода. Из кухни через коридор текли неразборчивые женские разговоры. Постукивала ложка. Лем морщился, пытаясь вспомнить, о чем он думал буквально десять минут назад. О чем-то важном. О чем-то действительно важном. Шел с чаем в комнату, была какая-то мысль, потом…
— Здравствуйте, — убрав мокрые волосы с лица, сказала женщина.
— Добрый вечер, — пришлось отозваться Искину.
— Здрасте, — сказала Стеф,
— Ваша? — спросила женщина Искина.
— Дальняя родственница.
Лампы пощелкивали под потолком, заливая помещение резким светом.
— А мои — вон, — женщина кивнула на девочек у раковины. — Тина, Рона, поздоровайтесь с соседями.
Тина и Рона хором произнесли:
— Здравствуйте!
— Привет.
Искин включил воду. Из насадки сначала брызнула холодная, но стоило подкрутить вентиль, и потекла теплая. Несколько секунд Лем держал ладонь под струйками, подбирая температуру.
— Ладно.
Он перехватил у Стеф простыню и шагнул в сторону, отвоевывая у возможных зрителей треугольный кусок пространства. Вода из насадки побежала на пол.
— Можно раздеваться? — спросила Стеф.
— Да, толь…
Искин не успел ни договорить, ни отвернуться. Неуловимым движением Стеф освободилась от блузки, словно нарочно показывая ему соблазнительную, остренькую, с задорными пятнышками сосков грудь. Конечно, где нам лифчики носить? В голове у Лема пронеслись жаркие, опасные, огненно-розовые картины, где люди сплетались телами, руками и распахивали для поцелуев рты. Он вонзил взгляд себе под ноги.
— Стеф.
Девчонка, всколыхнув простыню, неожиданно оказалась рядом. Искин почувствовал идущее от нее тепло.
— Вы же все равно меня всю видели, — шепнула она.
И отдалилась, исчезла. К правому ботинку Искина, как обломок кораблекрушения, прибило комок юбки.
— Лейте, — услышал он.
Искин поднял руку со шлангом. Душ ударил вслепую.
— Ой, теплая! — обрадовалась Стеф.
В поле зрения Искина несколько раз мелькнула ее пятка, простыня потемнела от брызг, где-то за ней воображение нарисовало тонкую, угловатую фигурку. Можно рукой дотронуться. Ну, честное слово, можно.
Стеф повизгивала, отфыркивалась, мыльные хлопья гроздьями падали на пол, за спиной Искина попрощалась, уводя дочерей, женщина, он что-то ответил ей, сосредоточенный на том, чтобы не потерять над собой контроль. Возможно, даже сказал: «У вас все в порядке», как пациенту, у которого не обнаружил юнит-заражения. Зашел кто-то еще и, включив воду, стал шумно умываться. Несколько человек нырнули в отделенную перегородкой половину с унитазами и писсуарами.
Глупая затея, подумал Искин, поддергивая простыню вверх. Чего он вызвался? Сказал бы той же Ирме. Ирма могла бы. Нет, захотелось самому. Извращенец. В брюках, в районе паха ощущалась болезненная натянутость.
— У вас мыла совсем мало, — сказала, подходя, Стеф.
— Ничего, пользуй.
— И мне нужна ваша помощь.
Искин зажмурился. Издевается?
— Какая?
— Потереть спину.
— У меня шланг, — хрипло сказал Искин. — У меня не три руки.
— Я подержу.
Мокрыми пальцами девчонка перехватила насадку.
— Просто потереть? — спросил Искин, хотя, наверное, глупее вопроса задать не смог бы, сколько он ни старайся.
— Ну да, — Стеф сунула ему в ладонь намыленный поролон. — А что еще?