Точно как на небесах
Шрифт:
Мистер Бриджертон ненадолго посерьезнел, потом как ни в чем не бывало улыбнулся, изобразил элегантный поклон и сказал:
– Ну конечно. Я как раз подумал, не выпить ли мне стакан лимонада.
Он улыбнулся, поклонился и удалился. Гонория немного помедлила и сердито повернулась к Маркусу:
– Ты вел себя недопустимо грубо.
Он грозно сдвинул брови:
– Этот мистер Бриджертон в отличие от своего желторотого брата вполне оперился.
– О чем ты говоришь?
– Тебе не следовало с ним кокетничать.
– Я
– Кокетничала, – мрачно заверил он. – Я наблюдал за тобой.
– Ничего подобного, – парировала она. – Ты беседовал с Фелисити Федерингтон.
– Которая на целую голову ниже меня, а потому никак не загораживала мне обзор.
– В таком случае ты, очевидно, заметил, что его подозвала твоя тетушка. По-твоему, я должна была повернуться к нему спиной? В моем доме, куда он прибыл не просто так, а по приглашению?
Откровенно говоря, она точно не знала, кому были разосланы приглашения. Однако вряд ли ее мать забыла пригласить кого-нибудь из Бриджертонов.
– Моя тетушка? – удивился Маркус.
– Леди Данбери. Твоя прапрапрапра…
Он свирепо сверкнул глазами.
– Прапрапрапра… – продолжила она из чистой вредности.
Маркус что-то пробурчал себе под нос, потом заявил:
– Она настоящее чудовище.
– А мне она нравится, – с вызовом ответила Гонория.
Он промолчал, но выражение его лица оставалось весьма красноречивым. Он пребывал в бешенстве, и Гонория категорически не понимала, чем так прогневала его. Если он воспринимает ее как обузу, то должен радоваться. Ведь Дэниел скоро вернется домой и освободит друга от исполнения тяжких обязанностей. В сущности, он уже свободен и тем не менее продолжает отпугивать от нее джентльменов, которых считает неподходящими. С какой стати? По привычке?
Если он не желает любить ее сам, тогда по крайней мере мог бы не мешать ей устраивать свою жизнь с кем-нибудь другим.
– Я ухожу, – объявила она.
У нее просто не было сил терпеть все это. Ей не хотелось видеть Маркуса. Ей не хотелось видеть Дейзи, Айрис, свою мать, мистера Бриджертона, попивающего лимонад и мило беседующего со старшей сестрицей Фелисити Федерингтон. Ей не хотелось видеть решительно никого.
– Куда ты идешь? – требовательно спросил Маркус.
Он не вправе ничего требовать! А она вправе идти, куда ей заблагорассудится.
Гонория молча развернулась и, не оглядываясь, вышла из зала.
Тысяча чертей!
Маркусу хотелось немедленно устремиться вслед за Гонорией, но это выглядело бы более чем скандально. Их ссора не осталась незамеченной. За ними наблюдали по крайней мере два человека. Колин Бриджертон – с ухмылкой – и леди Данбери – с чрезвычайно значительным и всезнающим видом. Обычно Маркус не придавал значения выражению лица престарелой графини, однако на сей раз у него возникло смутное подозрение, что именно она каким-то образом поставила
Ну а когда невыносимый мистер Бриджертон в издевательском салюте поднял свою перебинтованную конечность, Маркус решил, что с него хватит, и вышел вон через те же двери, что и Гонория. Пусть сплетники катятся ко всем чертям. Если его поведение кажется кому-то компрометирующим Гонорию, пусть требуют, чтобы он на ней женился.
Он заранее согласен.
Последовательно заглянув в сад, в салон, в музыкальную комнату, в библиотеку и даже на кухню, он в конце концов обнаружил Гонорию в ее спальне. А как иначе? Слава Богу, он провел достаточно времени в Уинстед-Хаусе и прекрасно знал, где находятся личные апартаменты здешних обитателей.
– Маркус! – ахнула она, увидев его. – Что ты здесь делаешь?
– Что ты вытворяешь? – начал он, прямо скажем, не слишком удачно.
– Что я вытворяю? – Она резко села на кровати. – Что вытворяешь ты?
– Я не убегал с приема, чтобы забиться в дальний угол.
– Это не прием. Это музыкальный вечер.
– Но это твой музыкальный вечер.
– И я буду забиваться в угол, когда захочу, – проворчала она.
– Что?
– Ничего. – Она скрестила руки на груди. – Ты не должен здесь находиться.
Он саркастически махнул рукой:
– О, неужели? Она посмотрела сначала на его руку, потом на лицо.
– Ну и как это понимать?
– Ты совсем недавно провела чуть ли не целую неделю в моей спальне.
– Ты был едва живой!
Разумный аргумент. Только Маркус не был готов принять его во внимание.
– Теперь слушай, – сказал он, переходя к по-настоящему важной теме. – Я действовал в твоих интересах, когда попросил Бриджертона уйти.
Гонория задохнулась от возмущения:
– Ты…
– Он не тот человек, с которым тебе следует общаться, – перебил он.
– Что?!
– Ты не можешь говорить тише? – прошипел он.
– Я не слишком шумела, пока не явился ты, – прошипела она в ответ.
– Он тебе не подходит.
– При чем тут я? Его позвала леди Данбери.
– Она – чудовище.
– Ты это уже говорил.
– Значит, надо повторить еще раз.
Она – наконец! – встала с кровати.
– Скажи на милость, почему, представив мне Колина Бриджертона, она совершила нечто чудовищное?
– Потому что она пыталась заставить меня ревновать! – выкрикнул он.
Они оба замерли, потом он взглянул на открытую дверь и торопливо захлопнул ее.
Когда он вновь повернулся к Гонории, она стояла совершенно неподвижно и смотрела на него тем самым немигающим пристальным взглядом, от которого Маркусу всегда становилось не по себе. В отблесках свечи ее глаза отливали серебром, и она была невыносимо, завораживающе красива.
– Почему леди Данбери хотела заставить тебя ревновать? – тихо спросила она.