Тогда ты услышал
Шрифт:
— Никто этого не понимает.
— Нет. Я понимаю. Вы хотели отомстить за мать.
— Нет. Не так. Сначала мне хотелось иметь отца.
Фишер сидел в кухне Фелицитас Гербер. Ослепительно ярко светила стоваттная лампочка без абажура. Он ничего не нашел, но, тем не менее, у него было такое чувство, что он что-то упустил.
— Первым был Михаэль.
— Михаэль Даннер?
— Да.
— Фелицитас Гербер назвала вам его имя.
— И имена остальных.
— То есть вы пошли к нему и сказали, что он — ваш отец. Так это понимать?
Он протянул руку и взял у нее диктофон. Мона чувствовала на шее его дыхание.
— Я пришел к нему во время тихого часа и сказал, что знаю.
— Что именно?
— Сказал, что считаю его своим отцом. Просто хотел посмотреть, как он отреагирует. Я имею в виду, он вполне мог быть моим отцом, но остальные тоже.
— Вы могли выяснить это с помощью теста на ДНК.
— Это было не так важно. Для меня это было не важно.
Удавка крепче сдавила ее шею. Мона попыталась дышать глубже, осторожнее. Если она будет дышать слишком часто, она может запаниковать, и тогда — конец.
— А что было важно? Чего вы хотели?
— Чтобы он поддержал меня. Чтобы хотя бы один из них поддержал меня.
— Но никто этого не сделал.
— Михаэль сказал, что если я решил его шантажировать, то обломаю себе зубы.
Михаэль Даннер открыл глаза.
Хайко снова здесь, он будет здесь всегда. Хайко Маркварт, потерянный сын. Хайко, воскресивший прошлое, здесь, в кабинете, в его хрупком раю.
Когда состоялся тот разговор, Саския ходила за покупками. Даннер в который раз вспомнил страшную ярость, которая охватила его, как нечеловечески сильный противник. Это была та самая ярость, которая охватывала его, когда Саския в очередной раз творила какую-то невообразимую гадость. Он пытался (да, силой пытался) вытеснить эту путаницу у нее из головы, но ничего у него не вышло. С Хайко он связываться не стал, хотя с удовольствием ударил бы его.
Что хочет от него это создание, объявившись спустя восемнадцать лет? Даннеру нечего дать ему. Ни любви, ни денег.
— Если ты решил меня шантажировать, то вперед. Я обвиню тебя в клевете, и ты уже сам не будешь рад, что живешь на свете.
— Есть тест на ДНК. Можно доказать…
— Да. Сначала протащи это через суд. Это продлится годы, дорогой мой.
Почему он не рассказал полиции о Хайко?
Потому что ему было все равно. После всего того, что произошло, ему было все равно. И более того: он даже наслаждался тем, что обвел их всех вокруг пальца. Что-то в нем хотело, чтобы остальные понесли наказание. Шаки, Роберт, Конни.
Он свинья. Он наблюдал за тем, как Хайко убивал. По крайней мере, это было
Но ему по-прежнему совершенно все равно. Его жизнь кончена. Теперь уже не важно, что произойдет. Он останется здесь. Не начнет новую жизнь в южной стране, потому что у него нет больше ни сил, ни желания. Он все равно что умер.
— Почему вы хотели убить Михаэля Даннера?
— Я ненавидел его. Его и остальных. Они заслужили это.
— Зачем вы убили Саскию Даннер?
— Случайно. На ней был анорак Михаэля. И она была довольно высокой для женщины. Мне показалось, что это он.
— Вы видели, как она вышла из хижины?
— Я был на улице с остальными. Все были уже готовы.
— Как вы и планировали?
— Конечно.
— Значит, то, что они курили, принесли вы?
— У нас у всех кое-что было, я принес только тайскую траву. Обмакнул ее в гашишное масло. Очень сильно действует. Поэтому так и сработало.
— О’кей. Все были готовы. А потом?
Равномерное урчание мотора действовало усыпляюще, но постоянный прилив адреналина не давал Моне уснуть. Перед ней возник знак поворота на аэропорт. Действительно ли ему нужно в аэропорт или он это просто так сказал? А если так, то что ему там нужно? Исчезнуть на веки вечные?
— Я поднялся к Даннеру.
— Вы хотели убить Даннера? Или еще раз с ним поговорить?
— Я хотел, чтобы он спустился. А потом убить. Где-нибудь среди скал. Я предвкушал, как убью его. Он ничего не стоит. Свинья и только.
И в этот момент Мона поняла, что это ее последняя поездка.
Было ли это действительно только актом мести? Или ему нравится убивать? Нравится? Определенно, что-то в нем только и ждало этой возможности.
Берит взяла шкатулку и задвинула ее в дальний угол ящика.
Стробо — убийца. И возможно, сейчас он снова кого-то убивает. Она выключила свет и осторожно вылезла в окно. Завтра утром она позвонит комиссарше. Она предаст Стробо, которого любит. Но это еще не самое страшное. Самым страшным было то, что в ней что-то надломилось, надломилось бесповоротно. Еще пару недель назад ее жизнь была никому не нужной, но приятной и беззаботной. Теперь она стала мрачной и запутанной, а недоверие к людям не исчезнет никогда.
Как мог Стробо быть таким нежным и одновременно творить эти вещи? Если такое возможно, то безопасности вообще не существует.
— То есть вы поднялись по лестнице на второй этаж, чтобы позвать Даннера. Что случилось потом? — Ее голос не должен дрожать. Если он заметит, что она боится, шансов у нее не будет никаких.
— На середине лестницы я услышал, что там кто-то ходит. Скрипели половицы. Я не знал, кто это, поэтому снова спустился по лестнице и сел за стол.
— За обеденный стол.