Тогда ты услышал
Шрифт:
— Он надеялся окончательно избавиться от тебя.
— Он был, как и Михаэль, дураком. Он сказал: десять тысяч, не больше. Если ты появишься еще раз, я вызову полицию, и мне все равно, всплывет ли при этом, что ты мой сын. Десять тысяч за то, что тогда я совершил огромную ошибку.
— Шаки и Амондсен. Они тоже заплатили тебе?
— Шаки — да, Амондсен — нет. Он что-то говорил о вине и грехе и даже не впустил меня в дом. Но я его все равно выследил.
— Деньги у тебя с собой. Сейчас.
— Конечно. — Снова этот смех, в котором не чувствовалось ни капли
И в этот момент зазвонил ее мобильник. Ее сумочка лежала на заднем сиденье, рядом с убийцей, ей не дотянуться. Пять минут восьмого. Должно быть, это Бергхаммер. Он удивлен, что она не пришла. Она услышала короткий писк. Убийца выключил ее телефон, так что теперь нельзя было даже определить ее местонахождение: последняя слабая надежда рухнула. Радио в машине тоже выключено. Она может включить его. Теоретически. А практически на ее шее находится кусок проволоки, которая не дает ей двигаться.
Больше вопросов у нее не было, кроме последнего.
— Кто ты?
Смех был ей ответом.
— Ее машины нет в подземном паркинге, — сказал Бергхаммер. — Она вчера утром приехала на машине?
— Да, — подтвердил Фишер.
— Ты уверен?
— Да, я паркуюсь рядом с ней. На сто двадцать третьем номере.
Бергхаммер сказал:
— Вчера вечером мы все, кроме тебя, Ганс, поехали домой на такси. За казенный счет. Так что ее машина должна быть где-то здесь.
— Может быть, она потом решила вернуться в отделение и забрала машину?
— Зачем? Это же глупо, — заметил Бергхаммер.
Вмешался Кригер.
— Может быть, она хотела посмотреть кое-какие документы, касающиеся дела. Или забыла что-то.
Бергхаммер уставился на него.
— Бинго, — сказал он, и из его уст это прозвучало совершенно не к месту.
Вдруг секретарша встала и вышла. Через минуту вернулась.
— На столе Моны полно папок. Вчера вечером, когда мы уходили, все было убрано.
— Ганс, позвони в Иссинг. Пусть проверят, где этот Хайко или как его там, в комнате или где. Ну, тот, о котором говорила Шнайдер.
Спрашивать больше было не о чем. У Моны пересохло во рту, горло болело.
— Пить хочется, — сказала она.
— Это пройдет. Возьми. — Он сунул ей в руку письмо, адресованное Берит Шнайдер.
— Что мне с ним делать? — Слабая, хрупкая надежда.
— Просто держи в руке. Они найдут его вместе с тобой.
Что она могла бы сделать? Но не сделать ничего хуже, чем сделать что-то неправильное. Нельзя просто дать себя задушить какому-то молодому недоумку. Мона хрипло вскрикнула, выбросила правую руку назад и схватила убийцу за волосы. Вцепилась в его густые волосы, потянула голову на себя и стала кричать, кричать, кричать — как ненормальная. И думала только об одном: «Я не хочу умереть так. Я НЕ ХОЧУ УМЕРЕТЬ ТАК». Почувствовала что-то горячее на правом плече. Нож. Следующий удар будет в горло. И тогда все закончится.
Все закончится.
Лукас. Антон. Лин. Боже! Пожалуйста!
Кажется,
И вдруг — тишина.
На плече — рваная рана. Но она ничего не чувствует. С хрипом хватает ртом воздух.
Дверь водителя открылась, и она почувствовала знакомый запах.
— Антон, — прошептала Мона. Осторожно подняла голову. Все болит. Голова, шея, плечо, все. — Что ты тут делаешь?
Антон. Тараторит как ненормальный. Как всегда, когда взволнован.
— Я случайно оказался на Центральном вокзале. Увидел свет в твоем офисе. Подумал, что надо тебя забрать. Хотел позвонить, но тут свет погас. Поэтому я подумал, что ты пойдешь в паркинг. Тут твоя машина выехала, а сзади сидел этот тип. Я решил, что тут что-то нечисто, и поехал следом.
— Ты всю дорогу ехал за нами?
— Точно.
— Ты три часа просидел в гараже и наблюдал. И ничего не сделал.
— Я же все видел только сзади. Думал, у него оружие. А у меня с собой была только бейсбольная бита в багажнике. Я ее вытащил и ждал благоприятного момента. А потом, когда ты начала кричать, я понял, что больше ждать нельзя. Прыгнул на багажник и как сумасшедший стал бить по заднему стеклу. Хорошо, что в ваших служебных машинах не бронированные стекла…
— А вызвать полицию тебе не пришло в голову? Никогда бы не пришло.
— Ищеек? Ты с ума сошла! — Он прижал ее к себе. Ее волосы все были в осколках стекла.
Тип, сидевший сзади нее, выглядел неважно. По крайней мере, он надолго выбыл из строя.
Антон знал, что остальное лучше предоставить полиции. Естественно, он считал свое присутствие здесь нежелательным. Пусть Мона все уладит.
Он поцеловал ее в лоб, туда, где не было крови.
— Разберешься?
— Дай мне мобилку. Она в сумке на заднем сиденье. Можешь включить? О’кей, а теперь набери номер…
— Ты себя нормально чувствуешь? Мы можем проверить это все позже. — Фишер. Еще никогда он не был так мил.
— Я в порядке. Не нужно в больницу. Ничего у меня не болит.
— У нее шок, — сказал Фишеру один из санитаров. — Вы только посмотрите на ее плечо!
— У меня ничего не болит.
— Вот именно, девушка. Это шок.
Два санитара подняли носилки и отнесли ее в машину «скорой помощи».
— Можно, я поеду с вами? — спросил Фишер.
— Да, но только если вы не будете ее волновать.
Мона закрыла глаза. Так лучше, потому что благодаря этому у нее будет еще немного времени.
Некто спас ее на свой страх и риск, вместо того чтобы вызвать полицию. Ее знакомый, который находится под следствием, против кого ведется расследование.
Все всплывет наружу. Ее многолетние отношения с «полууголовником». И то, что Антон — отец Лукаса. Все.
Но так ли это плохо?
— Можешь рассказать мне кое-что обо всем этом? — раздался сверху голос Фишера. Тихий и тактичный. Но, тем не менее, неприятный.