Тогда ты услышал
Шрифт:
— Да. Другого там не было. Хижина крохотная, очень примитивная.
— Был ли за столом кто-то еще?
— Да. Сабина и Петер. Они полностью отъехали. Петер постоянно что-то рассказывал Сабине, а та просто таращилась на свечу.
— А потом?
— Раздались шаги. Кто-то спускался. Да. Тогда я вышел к остальным и стал следить за входной дверью. Вышел Даннер. По крайней мере, я подумал, что это он. На этом человеке был его анорак, и капюшон был наброшен. Лица не было видно.
— А как вы узнали анорак?
— На
— И вы пошли за этим человеком.
— Да. Я не знал, куда он собрался. Но меня это не смущало.
— Вы преследовали его, чтобы убить.
— Да.
— Вы планировали это.
— Да. Я не был уверен, представится ли такая возможность позднее, но если бы представилась, я бы использовал ее.
— Когда вы поняли, что это не тот человек…
— Было уже поздно. Но дело приняло другой оборот.
— Потому что автоматически стали бы подозревать Даннера.
— Верно. Человек, который регулярно бьет жену… Ситуация, в которой он тогда оказался, хуже всякой смерти. Лучше и не могло быть.
— То есть вам доставляло удовольствие убивать?
— Нет.
Но Моне показалось, что это ложь.
Впереди появились огни аэропорта. Мона знала, что здесь ее жизнь и закончится, если не случится чудо. Он совершит свое пятое убийство, и произойдет это в одном из огромных, бесконечных подземных паркингов аэропорта, где ее будут искать в последнюю очередь. Только когда запах разложения станет настолько невыносимым, что будет чувствоваться сквозь багажник, кто-то из тех, кто припаркуется рядом, известит уголовную полицию.
Она больше никогда не увидит Лукаса, Лин и Антона тоже. Она больше никогда не увидит солнце.
Останется только его голос на кассете с признанием.
Он великолепно все рассчитал. Возможно, у него даже есть билет на самолет. Пройдут месяцы, прежде чем его поймают. К этому времени от ее тела не останется ничего, кроме водянистой зловонной массы.
Она прикована наручниками к рулю — абсолютно беспомощна.
Фишер был прав. Гербер кого-то прикрывала. Своего сына. Мать всегда прикрывает сына, что бы он ни натворил.
27
— Где Мона? — спросил Бергхаммер.
Семь часов утра. Кригер и Фишер, как и договаривались, сидели у него в офисе, а Моны не было. Лицо Бергхаммера помрачнело, что бывает с ним редко. Вообще-то он человек веселый. Но это дело — просто кара небесная. Так он и сказал сегодня жене, которая варила ему в шесть утра кофе: кара небесная. И лицо у жены стало обеспокоенным, потому что обычно он не говорил с ней о своей работе.
— Ни малейшего понятия, — сказал Фишер.
Он устал и нервничал. После того как он побывал в квартире Фелицитас Гербер, — что оказалось совершенно бесполезным, — он поспал
— Ее машины нет в паркинге, — сообщил он.
Бергхаммер набрал номер домашнего телефона Моны, потом мобильного.
— Не отвечает, — удивленно сказал он.
— Может, выключила? — спросил Кригер.
— Нет, гудок идет нормальный.
Тут в дверь просунула голову секретарша Бергхаммера.
— Тут какая-то Бербель Шнайдер, она хочет поговорить с Моной. Говорит, что это очень важно. Соединить?
— Берит Шнайдер, я думаю, — уточнил Фишер. — Девочка из Иссинга, из товарищества Даннера.
— Соединяй, — сказал Бергхаммер.
Секретарша исчезла, и две секунды спустя зазвонил телефон Бергхаммера.
— Мой самолет улетает в девять. Я должен убить тебя.
Логично. Он сделал все, что хотел. Наговорил три полных кассеты, изложил все подробно. Саския Даннер, Константин Штайер, Роберт Амондсен, Кристиан Шаки. Не хватало только Симона Леманна для комплекта. Потому что он взял фамилию жены и оказался недосягаем.
— Как тебе удавалось так часто уезжать из Иссинга, что никто не обращал на это внимания?
— Совершенно официально: чтобы навестить родителей. А на самом деле я встречался с Фелицитас Гербер. А потом я…
— …убил Штайера, Амондсена и Шаки. Но почему ты еще раз не попытался убить Даннера? — Мона должна спрашивать дальше, обязательно должна. Пока он будет говорить, она будет жить.
— Я что, с ума сошел? За ним же следили.
— А что с алиби Даннера? Ты вызвал его в город, прежде чем Штайера?..
— Конечно. Я сказал: десять тысяч марок — и все в порядке. Десять тысяч марок, и у него будет железное алиби, я заявляю, что он не выходил из хижины. Никто не узнал бы, что он избивал свою жену. И что у него есть сын от изнасилованной ученицы. И так далее. Мы договорились встретиться с ним в «Йоганнескафе».
— Но ты не пришел.
— Я сказал ему, чтобы он оставил деньги в пакете под стулом. Он сделал это. Я пришел и забрал.
— А потом ты пошел к Штайеру, который жил как раз неподалеку. А так как официантка опознала Даннера, он попал под подозрение уже не только по поводу убийства своей жены, но и убийства Штайера.
— Да. Умно, правда?
— Почему Штайер впустил тебя?
Пауза. Было слышно его дыхание. Они стояли в огромном подземном паркинге возле аэропорта. Мона слышала, как мимо них проезжали машины, довольно часто. Никто не тормозил, никто не обращал на них внимания. Левая рука Моны, лежавшая на руле, затекла, да еще и судорога схватила. Наручники впивались в запястья.
— Мы с ним договорились.
Внезапно Мона поняла.
— Он тоже должен был дать тебе деньги?
— Именно.