Токийская невеста
Шрифт:
К четырем часам утра, как раз когда первые ночные паломники вышли на вершину, в небе появились волокна света. Я побежала будить Ринри, который пробурчал, что он и так японец, и назначил мне встречу у машины в конце дня. «Если я заслужила звание японки, то он – типичный бельгиец», – подумала я и бросилась наружу. Там уже стояла небольшая толпа, глядя на зарождающийся день.
Я подошла и встала рядом. Все ждали, высматривая в глубокой тишине отблески светила. Сердце у меня колотилось. Ни единого облачка в летнем небе. Позади бездна мертвого
Внезапно на горизонте возник красный лоскут. По безмолвствующей толпе пробежал трепет. Затем с быстротой, не умалявшей величия, весь диск выплыл из небытия и повис над равниной.
Тут произошло нечто, отчего у меня до сих пор стоит комок в горле. Из груди сотен собравшихся здесь людей, в том числе и из моей, вырвался крик:
– Банзай!
Этот крик был каплей в море, литотой, антигиперболой: десяти тысячелетий не хватило бы, чтобы выразить японское ощущение вечности, вызванное этим зрелищем.
Наверно, мы напоминали сборище крайне правых. Однако люди, стоявшие здесь, имели такое же отношение к фашизму, как вы или я. На самом деле, мы участвовали не в идеологическом действе, а в мифологическом, причем, несомненно, самом впечатляющем в мире.
Полными слез глазами я смотрела, как японский флаг постепенно утрачивает алый цвет и заливает золотом еще совсем бледное небо. Аматэрасу [29] признала меня сестрой.
Когда коллективный экстаз прошел, я услышала, как сзади кто-то сказал:
29
Аматэрасу – в японской мифологии богиня солнца.
– Ну, пора спускаться. Я считаю, что это трудней. Говорят, рекорд – пятьдесят пять минут. Не понимаю, как такое возможно, тем более что результат не засчитывается, если хоть раз упадешь. Нужно проделать весь путь на своих двоих.
– А как же еще? – спросил другой.
– Склон очень скользкий, и можно съехать сидя. На моих глазах так съезжала одна пожилая женщина.
– Значит, это не первое ваше восхождение?
– Третье. Мне не надоедает.
«Он уже не раз отработал свою национальность», – подумала я.
Слова его не пропали для меня даром.
Я повернулась лицом к солнцу и ровно в пять тридцать пустилась вниз. Я отключила все тормоза. Это было нечто невероятное: чтобы не упасть, ногам приходилось двигаться непрерывно, бежать по лаве, не останавливаясь ни на миг, а мозг в своей одержимости работал еще быстрее, ни на секунду не ослабляя бдительности; я хохотала, стараясь не шлепнуться в моменты скольжения, неизбежно ускорявшего темп; я была снарядом, выпущенным под восходящее солнце, своим собственным подопытным в баллистическом эксперименте, и вопила так, что чудом не разбудила вулкан.
Когда я спустилась на стоянку, не было даже шести пятнадцати – я побила рекорд, и еще как. Увы,
Я вымыла под краном лицо, черное от вулканической пыли, и попила воды. Теперь мне оставалось только ждать Ринри. Ожидание обещало быть долгим. К счастью, невозможно скучать, глядя на идущих мимо людей, особенно в Японии. Я села на землю и много часов подряд смотрела на своих новых соотечественников.
Ринри спустился, наверно, около двух. Он был едва жив от усталости. Но не моргнув глазом усадил меня в «мерседес» и отвез в Токио.
Назавтра он прислал мне двадцать две красные розы. К ним прилагалась записка: «С днем рождения, дорогой Заратустра!»
Ринри извинялся, что он не сверхчеловек, поэтому не мог принести цветы сам. У него так разболелись ноги, что он не в силах был встать.
Спустя несколько дней Ринри позвонил мне и сказал, что его семейство на неделю уезжает. Он предложил мне пожить это время у него.
Я согласилась с опаской и любопытством – никогда еще мы не были вместе так долго.
Он приехал забрать меня и мои пожитки. Войдя в бетонный замок, я робко спросила:
– А где я буду спать?
– Со мной, в постели родителей.
Я запротестовала, мне казалось, что это неправильно. Ринри, по обыкновению, пожал плечами.
– Это все-таки постель твоих родителей!
– Они же не узнают, – сказал он.
– Но я-то знаю.
– Не спать же нам на моем односпальном футоне. Будет ужасно тесно.
– Других вариантов нет?
– Есть. Постель бабушки и дедушки.
Это подействовало. От отвращения к его деду и бабке я мгновенно согласилась спать на родительском ложе.
Оно оказалось гигантским водяным матрасом. Такие комфортабельные капканы были в моде лет двадцать назад. На редкость неудобная вещь.
– Интересно, – заметила я. – Тут надо двадцать раз подумать, прежде чем сделать малейшее движение.
– Чувствуешь себя как на каноэ в фильме «Освобождение». [30]
30
«Освобождение» («Избавление») – фильм Джона Бурмана (1972).
– Точно. Освобождение – это когда из него выберешься.
Ринри, задумавший какое-то хитрое меню, скрылся на кухне. Я отправилась бродить по бетонному замку.
Почему мне все время казалось, что на меня направлена камера? Я не могла избавиться от ощущения, что за мной следит незримое око. Я состроила рожу потолку, потом стенам, но ничего не произошло. Враг был хитер и делал вид, будто не замечает моих дерзких выходок. Надо быть начеку.
Ринри застал меня, когда я показывала язык какой-то современной картине.