Только никому не говори
Шрифт:
– Как же, догадался ты. Но похоже, правда, что он.
– Отелло, гад. Или Борис. Кто-то из них. Анюта отпала, признаю…
«Отпала»! Знали бы они. Вчера она с усмешкой отвечала на мои мимоходом заданные, незначительные вопросы. Да, в больницу она всегда ездит на автобусе, садится у магазина, где покупает продукты. «Нет, через рощу я не хожу, папа любит свежее молоко». Во вторник она приезжала к отцу утром, так что на закате возле беседки делать ей было абсолютно нечего. И все же она была там. Наваждение! Все безнадёжно запуталось и перепуталось в бедной моей голове. Анюта
Дверь тихо отворилась, и в палату вошёл Петя (ах да, он же сегодня сдал последний экзамен). Поздоровался, сел на табурет против моей койки и сказал озабоченно:
– Иван Арсеньевич, надо посоветоваться.
– С исторической грамматикой справился?
– На четыре. Иван Арсеньевич, я хочу спросить…
– И я хочу. Петя, как ты все-таки относился к Марусе? Может, раскроешь тайну?
– А что?
– А то. По твоим словам, первого апреля, когда она подошла к тебе с просьбой насчёт занятий, ты чуть не впервые с ней разговаривал, так?
– Может, когда и разговаривал, все-таки в одном классе учились. Но это был первый… как сказать?.. личный разговор.
– Первый? А до этого никаких личных отношений у вас не было?
– Никаких.
– Слушай, может, ты, выражаясь по- школьному, бегал за ней? Тайно вздыхал?
– Да ничего подобного!
– Странно. Проклятая история — никому из вас нельзя верить. Ну ладно, это потом, я тебе устрою очную ставку. О чем ты хотел со мной посоветоваться? (Петя выразительно огляделся.) Выкладывай, тут все свои.
– О лилиях.
– Ты уже успел что-нибудь узнать?
– Ничего интересного. То есть для нас, по-моему, ничего. Я после того разговора — в университете, помните? — в Историчку смотался. До закрытия проторчал — ничего такого не нашёл.
– А что все-таки нашёл?
– Сначала в «Брокгаузе и Ефроне» поискал, там только про цветы: луковичные, черт-те сколько видов… Ну, вы же сказали на цветы акцент не делать. Пошарил в «Гранате» — там тоже про цветы и ещё про деньги. Оказывается, при Людовике XIV была такая монета — «лилия». Это, видимо, намёк на эмблему дома Франции, деталь геральдики, знаете: белые лилии по голубому полю. Стал я копать про этот герб — безнадёжно. Известно только, что появился в XII веке, наверное, при Филиппе II Августе: проводил централизацию, Нормандию отвоевал. Вообще флёр де лис…
– Что?! — закричал я и вскочил с койки. — Как ты сказал?
– Флёр де лис, — Петя тоже поднялся, глядя на меня с недоумением. — Переводится «цветок лилия» — этот самый символ французской короны. Карл V в честь Троицы утвердил три лилии…
Я прямо-таки дрожал в предчувствии разгадки… неужели вот она, та самая деталь, которая рассеет хаос, просветлит полную тьму… Однако взял себя в руки, снова сел, усадил Петю рядом, спросил:
– Что ты узнал про тот символ?
–
А я-то, как назло, во французском — валенок… ну, английский, немецкий, теперь вот португальский… Ну, мы с ней нашли в «Ляруссе» эти самые флёр де лис, кое-что она мне перевела. Вот я и хотел спросить: переводить мне всю статью в «Ляруссе» или нет? Она огромная, шрифт убойный, без лупы не рассмотришь… Одним словом, провожусь я с ней… Нет, вы не подумайте, я готов, чтоб только кончилось все поскорее. Но главное — для нас ведь ничего интересного… Не про французскую же корону Павел Матвеевич три года твердит.
– Что тебе ещё перевела библиотекарь?
– Да только то, что происхождение лилий на королевском гербе неизвестно: до сих пор спорят историки и археологи. Возникли в XII веке, вроде даже впервые в 1180 году. Есть работа какого-то Бомона «Исследование о происхождении лилий». Он считал, что название «флёр де лис» образовано от кельтского «ли» — король. Но это недостоверно, в общем, выдумка.
– И все?
– И все. Тут её позвали, и она ушла. Я посидел-посидел, увидел там стишок в тексте, хотел перевести — ерунда какая-то получается. А под стишком, правда, одну фразу одолел, буквально что-то вроде: «Короли французские открыли герб: небесные три цветка лилии из золота, это девиз: лилии не трудятся, не прядут — связанный с притчей из Евангелия по Матфею».
– Что ещё?
– В общем, все что успел до закрытия. Я, дурак, с королями, конечно, долго провозился, как-то увлёкся: Меровинги, Каролинги, Капетинги — что вытворяли! Если б я сразу за «Лярусс» взялся… Да, вот ещё, я перерисовал несколько орнаментов, — Петя вынул из кармана рубашки смятый листок, я с жадностью схватил: четыре геральдических цветка с тремя крошечными лепестками различных форм и пропорций.
– Они изображались на знамёнах, на украшениях разных, на эфесах шпаг, — продолжал Петя, — эти самые французские лилии — флёр де лис. Я вот думаю, Иван Арсеньевич, не заняться ли мне историей?
– Какой ещё историей?
– Может, средних веков? Знаете, я начал читать — не оторвёшься, правда, вот для нас ничего интересного.
– Ошибаешься, — ответил я задумчиво. — Все это крайне интересно. И история средневековья крайне интересна. Попробуй займись.
– Значит, переводить статью?
– Пожалуй, не стоит. Пожалуй, мы и так обойдёмся… Давай-ка помолчим минут десять, требуется подумать.
Я закрыл глаза, сосредоточился. Чудовищная идея — не может быть!.. Может, не может, а надо проверить…