Только никому не говори
Шрифт:
– Чем вы вчера занимались?
– Ловушкой, — сказал я упавшим голосом.
– О Господи! Да вы просто… идиот! Если уж вы всё знаете, как хвастались, то должны знать, что он способен на все.
– Кто?
– Вы знаете кто. Или не знаете?
– А вы? Вы-то знаете?
– Да!
Я во все глаза глядел на неё.
– Анюта, я идиот! Я не подумал, я был уверен… Иду звонить, вы останьтесь во избежание эксцессов!
– Каких ещё?.. кому звонить?
– Дмитрию Алексеевичу
– Этот ваш Петя! А тому вы собираетесь звонить?
– Кому?
– Убийце.
– Я должен удостовериться…
– Так идите же!
Я промчался по коридору, распахнул дверь в кабинет: Ирина Евгеньевна разговаривала по телефону.
– Что надо? — поинтересовалась она любезно.
– Позвонить… срочно!
– Ах, позвонить! Хватит. Вы с моего телефона не слезаете.
– Ирина Евгеньевна, речь идёт о жизни и смерти!
– Представляете, в какой обстановке приходится работать? — пожаловалась она кому- то в трубку. — Вот ворвался как сумасшедший…
Я вышел в коридор, тихонько прикрыв за собой дверь. Что же могло случиться с Дмитрием Алексеевичем? Никогда себе не прощу! Надо было идти в милицию, а не заниматься убойными ловушками — все сам, сам… Доигрался! Хирург выплыла из кабинета и поплыла по коридору, я не отставал.
– Ирина Евгеньевна, не могу поверить в вашу жестокость.
– А дисциплина?
– А женское милосердие?
– Не милосердие, а женская дурь. Привыкли на нас ездить.
– Привыкли, — согласился я покорно. — На кого ж ещё и надежда, как не на вас?
– Ладно, только коротко.
Я заказал срочный разговор, минут через пять телефонистка проговорила безразлично:
– Абонент не отвечает.
– Перезвоните, пожалуйста! — На что я надеялся? Бездарность и дилетантство.
– Абонент не отвечает.
– Тогда вот по этому телефону попробуйте, — я дал номер Пети.
– Не кладите трубку.
И через несколько секунд я услышал далёкий, но живой — вот что главное! — живой голос:
– Алло!
– Петя? Иван Арсеньевич. Как там у тебя дела?
– Нормально. Иван Арсеньевич, можно я к вам приеду?
– Приедешь, приедешь. А пока сиди дома и будь наготове. Сегодня или завтра — последний срок.
– Иван Арсеньевич, я забыл сказать. Эти самые лилии, они употреблялись как рисунок на тканях. И вышивка…
– Да, да, молодец. Можно сказать, ты и раскрыл эту тайну.
– Раскрыл! Понять ничего не могу, всю ночь думал. Этот Филипп Август, кстати, третий крестовый поход возглавлял…
– В так называемой тьме средневековья, Пётр…
Верочка заглянула в кабинет с криком: «Человека убили!» и исчезла. Я бросил трубку, выскочил в коридор —
– Это он, — прошептала она, увидев меня.
– Анюта, вы…
– Это он. Его машина: старая «Волга» цвета морской волны.
– Где? В роще?
– На шоссе.
– Верка сейчас забегала, — заговорил Василий Васильевич виновато. — Там убитого нашли возле машины. Похоже, Ваня, что мы…
– Смерть свидетеля! — крикнул Игорёк.
– Это он во всем виноват! — перебила Анюта, указав на меня. — Он все знал!
– Анюта, я правда не думал…
– Все умерли, кроме меня. Зачем? — она пожала плечами. — Ну не вы, не вы — я виновата, знаю, — она отвернулась и долго смотрела на отца; тот отвечал равнодушным взглядом. — Но в чем смысл? Объясните, ради Бога!
– Когда-нибудь потом я…
– Не подходите ко мне! — и она крупным резким шагом вышла из палаты.
Я побежал за ней. Больница вымерла, очевидно, все, кто хоть как-то мог передвигаться, собрались на месте происшествия. Идти было с полкилометра по шоссе в сторону совхоза. Ещё издали я узнал ветвистый дуб, под которым ждал меня Дмитрии Алексеевич утром в четверг. Прошло три дня. А, будь оно всё проклято! Три недели прошло, всего три недели провёл я в больнице, а дел наворочал… будто жизнь прожил. Я взглянул на Анюту. Она шла чуть впереди, торопясь и тяжело дыша. Сейчас она увидит… Господи, хоть бы его уже увезли!
Труп уже увезли, машину тоже. На обочине толклась странная публика, большинство в ярко-розовых бумазейных халатах: театр-балаган! Анюта растерянно стояла в толпе, я старался не терять её из виду. Ко мне сразу прицепился старичок язвенник из тех, которые «все знают». Оказывается, убитого обнаружил ещё в три ночи (а мы расстались в два — что же произошло за это время?). Какой-то дачник спешил из Москвы в Отраду, как вдруг фары вырвали из тьмы лежащего на шоссе человека.
– Он лежал на шоссе?
– Голова на шоссе, а тулово в траве на обочине.
– Как? — меня всего передёрнуло. — Голова отрезана?
– Зачем? Убит тяжёлым ударом по черепу. Я при милиции тут не был, но все знаю. Лежал, говорят, аккуратно, ничком. Тот, видать, сзади подкрался — и наповал.
– Его личность установлена?
– Слишком быстро хочешь! Что ж он тебе, около трупа, что ль сидел? Он, должно быть, уж…
– Кто убитый, известно?
– Художник московский, удостоверение в кармане… и деньги, говорят… значит, не обокрал. Может, не успел? Этот дачник-то как увидал убитого — мигом в отделение подался. Ну а те быстро управились!