Только так. И никак иначе

Перепечина Яна

Вопреки всем событиям на Павла опять накатило счастье. Тихое-тихое. Такое, о каком мечтал. Настоящее. И он снова подумал: «Хочу только так. И никак иначе».

Подмосковье. Январь 1999 года. Снова порознь

Злата бродила по пепелищу. День был тёплым, серым, тихим. Отчётливо пахло дымом и немного весной. Хотя, конечно, какая весна в конце января? Ничего-то от голубого генеральского домика не осталось. И всё по глупости, по злобе… Было невыносимо горько.

С

утра они звонили жене несчастного Эдуарда Арутюновича. Ему стало лучше, но он всё ещё находился в реанимации и к нему не пускали. Павел страшно страдал от того, что его любимого старика чуть не убили. И где? В Доме! В чудесном старом Доме, который этот старик вместе со своими друзьями восстанавливал…

Злата поёжилась и посмотрела на Дом. Павла не было видно. Стало ещё грустнее. Она вздохнула.

– Не горюй. – Павел внезапно появился сзади близко-близко, так близко, что Злата чувствовала на щеке его тёплое дыхание. – Вот увидишь – отстроим всё. Будет лучше прежнего.

– Как хорошо, что ты пришёл! Да я понимаю… Просто всё думаю о том, как глупо всё вышло… - она носком галоши, надетой на белые её валенки, ковыряла головёшки. Звякнул металл. Павел присел на корточки, разгрёб обгорелые останки пола.

– А вот и знаменитый мусорный бак! – он откинул обугленные доски, внизу открылись внутренности подвала.

– Пусто совсем!

– Да мы там ничего не хранили никогда. У нас отдельно стоящий, вернее, вырытый погреб Батяня сделал. Да такой удачный: большой, вместительный, удобный. Бабушке он нравится.

– Понятно, - Павел спрыгнул в бак, покрутился, потрогал стенки:

– Ну, надо же такое придумать! Мусорный контейнер под погреб приспособить! И вправду выдумщик был наш генерал Федотов. Вот ведь голова! – он потопал ногами по дну и собрался выбираться, занёс ногу, чтобы выпрыгнуть, да вдруг так и замер с поднятой ногой.

– Что за собачий аттитюд, как говорила моя учительница классического танца? – заинтересовалась Злата.

– Послушай, звук какой-то странный! – Павел снова потопал. – Звуки были гулкими.

Злата прислушалась:

– Как будто пустота под ним. Странно, как это может быть? Он же в землю врыт…

– Вот и мне кажется, что пустота… У вас фонарь есть?

– Конечно! С десяток на выбор.

– Принеси, пожалуйста, какой-нибудь небольшой. Но яркий.

Злата быстро сбегала в дом, пока Павел, сидя на корточках, разглядывал что-то на дне, сунула в протянутую руку фонарик и легла животом прямо на пепелище, припорошенное снегом. Павел повозился, встал, широко расставив ноги и уперев их в стенки бака, что-то покрутил в углах:

– Подержи винтики, пожалуйста, я тут открутил.

Он ещё раз наклонился и поднял лист железа, вырезанный точно по размеру дна бака, а потому почти незаметный. Под ним показалась металлическая крышка. Злата лежала, свесив голову вниз, и от удивления забывала дышать.

Павел приподнял и крышку тоже. Раздался протяжный вздох, и его невеста съехала вниз, уперевшись руками в стенки. Сам Павел, стоя, как цапля, на одной ноге, подхватил её, водворил обратно на снег и с интересом и изумлением уставился в темноту, освещаемую фонариком. Там, в небольшом, тоже металлическом, судя по звукам, подполе, стоял щедро изукрашенный сундучок. Оба они оторопело таращились вниз.

– По законам жанра в комплекте должны быть побелевшие кости и карта, ведущая к другим, ещё более ценным сокровищам…

Павел очнулся и хмыкнул:

– Я знал, что не разочаруюсь в тебе. Ты настоящая кладоискательница! Сбегай, пожалуйста, пока за брезентом, он лежит под лестницей, мы на него сундучок поставим, чтобы рассмотреть получше. Не хочется его прямо на снег определять. А пока я попытаюсь достать его.

Злата вскочила и со всех ног побежала к Дому. Павел посмотрел ей вслед и покачал головой: ну, сущее дитя.

«Сущее дитя» с топотом и гиканьем подлетело к дому, споткнулось о сумки с продуктами, поставленные кем-то за углом, рухнуло, ойкнуло, вскочило на ноги и, теряя валенки, рвануло искать брезент. Наверху стучали, пилили и гремели чем-то мастера. Натальи не было видно. И Златиного странного поведения никто не заметил.

Шкаф под лестницей открывался сложно: следовало сразу дёргать на себя обе створки, причём одну приподнимать, а вторую, напротив, опускать. В одиночку да ещё без тренировки это сделать было нелегко. Злата попыхтела, попыхтела и крикнула:

– Наташа! Наташенька! Помогите, пожалуйста! – домработница не отозвалась. Злата в сердцах со всей силы разнонаправленно дёрнула створки, и они распахнулись.

– Уф-ф! – брезент лежал на нижней полке, она подхватила его и опрометью бросилась на улицу.

Она бежала, размахивая небольшим куском брезента, и оглашая участок радостными воплями:

– Паша, Пашенька! Нашла! – запыхавшись, чуть не слетела в бак-погребок, затормозила и заглянула внутрь. Павел сидел, как-то странно привалившись к стенке бака. Длинные ноги его были неудобно согнуты. Злата осеклась на полуслове и хрипло и очень тихо позвала:

– Паша! – Она не поняла, конечно, кто, как и за что это сделал, но осознала мгновенно и абсолютно ясно, отчётливо, что он её не слышит и не услышит уже никогда. Издав совершенно нечеловеческий короткий вой, Злата свесилась вниз, как и десять минут назад, и дрожащими руками, словно слепая, стала водить по волосам Павла. Руки вмиг окрасились багровым.

– Нет. – Шёпот её был так страшен, что ворона, сидевшая на соседней, обгоревшей во время пожара берёзе, недоумённо покосилась одним глазом на этих странных людей внизу, каркнула и, лениво хлопая крыльями, улетела. Но ничего этого не видела и не слышала Злата.