Только так. И никак иначе
Шрифт:
– Чаровница, вы спасли мне жизнь!
– Которую чуть было не отнял сырник, - Павел подошёл к Злате, приобнял её и поцеловал. – Можешь не выпендриваться, я Злате уже рассказал, что ты беспардонный и неделикатный тип.
– Фу! Какой же ты не романтичный, какой ты злой и язвительный, Лунь! Лунь – это от Павлуни и потому что волосы у него отливают серебром, как в лунном свете, - пояснил оскорблённый в лучших чувствах Ясень Злате. – Тебе должно быть стыдно, что вот так оговорил друга, преданнейшего тебе, между прочим, до мозга костей. Златочка, я открою вам секрет. В наших отношениях вот так всегда: всё лучшее достаётся
Злата улыбнулась и покачала головой:
– Мне жаль вас разочаровывать, Серёжа, но не получится! – Павел захохотал, а Ясень неожиданно выпал из образа бесцеремонного незваного гостя и тихо сказал:
– Какая умница! Рябина, впервые за много лет я за тебя спокоен и безгранично рад. – Он вдруг низко наклонился и поцеловал Злате руку. – Спасибо вам, Златочка! Вы сделали моего друга счастливым… И нечего краснеть! – снова завопил он. – А то, ишь ты! Оба полыхают как маков цвет! Дети мои! Я рад! Я счастлив! Я практически бьюсь в экстазе! Благословляю! Дай вам Бог!.. Вот прямо сейчас поеду к отцу Петру и попрошу отслужить благодарственный молебен… Нет, два молебна! Один благодарственный, а второй о вашей скорейшей свадьбе!.. А то начнёте тянуть с этим! Так вот пусть там, - он ткнул пальцем вверх, - позаботятся о вашем будущем.
Он повернулся, сгрёб со стола пластиковый контейнер с сырниками вместе с упаковкой сметаны и прыгнул влево, стукнув ножкой об ножку, затем повторил то же движение, но уже вправо, оглянулся, прокомментировал:
– Для несведущих поясняю: движение это называется «голубец». Украинский народный «голубец», - и вывалился в прихожую. Там шустренько обулся, сунув ноги в настоящие оленьи унты, и раскинул руки:
– Ну, обними же меня на прощанье, Златочка!
Злата озорно улыбнулась, упёрла одну ручку в бок, другую подняла вверх и изобразила целую серию «украинских народных «голубцов». Гораздо более быстрых, изящных и красивых. За несколько секунд она так ловко подпорхнула к Ясеню, что тот обомлел. Павел, глядя на ошалевшее лицо друга, с трудом подавил смех и пояснил:
– Восемь лет в хореографической школе.
– И я тут позорился! – возопил посрамлённый Ясень, прижимая к груди сырники и сметану. – И перед кем!
Злата легко поцеловала его в небритую щёку и ласково погладила по руке:
– До свидания, Серёжа! Приезжайте ещё.
– Непременно! – Ясень сиял и лучился такой симпатией, что Павлу было смешно.
– Ой, подождите! – Злата вдруг метнулась в кухню и через минуту вернулась с пакетом в руках. В нём лежали маленькие, аккуратные, будто калиброванные, замороженные пельмешки. Сибарит Ясень, обожающий вкусно поесть, благодарно принял пакет и громким шёпотом заявил Павлу:
– Я же говорил, что всё лучшее тебе!
Рябинин не менее драматично пообещал:
– Ещё один наезд в мой адрес, и я настучу Лене.
– Лучше попроси Злату научить её лепить пельмешки!
Потом Ясень долго прощался со Златой, шептал ей что-то на ушко и внимательно и неожиданно серьёзно смотрел в глаза.
– Что он от тебя хотел? – спросил, проводив друга Павел.
– Просил, чтобы я тебя берегла, потому что ты, по его выражению, редкий, краснокнижный, экземпляр.
– Не слушай его. Он замечательный, но уж слишком любит мелодрамы.
–
Павел обхватил её руками и потёрся щекой о волосы:
– Знаешь, зачем он приезжал? На тебя посмотреть.
– Да что ты? – глаза её смеялись.
– А я и не догадалась.
– Представь себе. И на улице шепнул мне, что восторгу его нет предела. Ты ему и вправду понравилась. Впервые на моей памяти. Раньше он просто терпеть не мог моих девушек.
– Я польщена. – Злата прижалась к нему и замолчала. На кухне тикали допотопные ходики: тик-так, только так, только так…
Подмосковье. Январь 1999 года. Вместе?
Ели, как повелось, все вместе. Анатолий Викентьевич отложил салфетку и прокашлялся:
– Павел Артемьевич, пора бригаду нанимать, нам в помощь. Мы процессом руководить будем, а они на подхвате, как договаривались.
– Конечно, - Павел кивнул, - нанимайте.
– Проблема в том, что те, кто работал осенью, ещё не освободились, там у их предыдущего заказчика какая-то задержка. Ориентировочно смогут не раньше марта.
– Плохо. Полтора месяца отсрочки как минимум. Что делать будем?
Павел покрутил в руках очки, оставленные Натальей на столе, задумчиво посмотрел сквозь стёкла на клетчатую клеёнку.
– Давайте других искать. Хотелось бы проверенных. Можно даже не других, а другого. Одного. Для чёрной работы, так сказать. С остальным мы и сами справимся.
– Уф-ф… Где ж искать-то? Не на Каширском же дворе или Владимирском тракте…
Тут Наталья, тихонько сидевшая над своей тарелкой, встрепенулась, кашлянула:
– Павел Артемьевич… У меня родной брат без работы сидит. Хороший парень. Непьющий. Сильный. Тридцать семь лет ему. Он не строитель, конечно. Но для чёрной работы сгодится. И много не запросит.
Павел вопросительно посмотрел на мастеров.
– А что? – Анатолий Викентьевич пожал. – Не чужой человек. Не со стороны. Можно попробовать. Наташенька, сможет ваш брат завтра с утра выйти?
– Конечно! Конечно, сможет! Прямо со мной и придёт!
– Наталья так откровенно обрадовалась, что Павел расстрогался. Он глянул на Злату, и увидел, что и ей тоже жаль неведомого ещё безработного родственника домоправительницы (Павел иногда шутя называл так Наталью и в глаза и не при ней) и что она рада такому удачному для всех решению вопроса. Он подмигнул ей ободряюще.
– А как его зовут, брата вашего?
– Лёня. Леонид.
– Ну что, тогда завтра ждём, Наташ.
– Хорошо, – она радостно улыбнулась и поднялась с термосом в руках. – Так я пойду, Павел Артемьевич? Мне ж к зубному. Не забудьте свой чай взять с собой наверх. – Павел, который любил ночью хлебнуть чайку, благодарно улыбнулся и кивнул, приняв металлический цилиндр из её рук. Наталья, попрощавшись со всеми, тихо скользнула в прихожую. Она вообще была тихой, домоправительница фрекен Наталья. Тихой, исполнительной и неконфликтной, что вполне устраивало её работодателя. Он уже совершенно не жалел, что нанял её. Хорошо бы и с её братом его дедки сработались. Тогда не придётся в Дом чужих людей звать. Павел не любил этого и знал, что и Дом не любит тоже. А брат Натальи не чужой.