Толкователь болезней
Шрифт:
Казалось, единственным осязаемым свойством во всем облике Бури-Ma остался голос: ломкий от горя, резкий как гудок и пронзительный словно нож. Этим голосом она дважды в день, пока мела лестницу, перечисляла подробности бедствий и лишений, которые претерпела из-за депортации в Калькутту после раздела Индии. К тому времени, утверждала Бури-Ма, мятежные бури уже разделили ее с мужем и четырьмя дочерьми, выгнали из двухэтажного каменного особняка с гардеробом из палисандрового дерева и множеством сундуков, ключи от которых она и поныне носила вместе со своими сбережениями, завязанными в свободном конце
Кроме своих мытарств, Бури-Ma любила повествовать о лучших временах. И когда достигала площадки второго этажа, то уже доводила до сведения всех жителей дома меню свадебного стола на бракосочетании своей третьей дочери.
— Мы выдали ее за директора школы. Рис варили в розовой воде. Был приглашен мэр. Гости омывали пальцы в оловянных чашах. — Здесь она останавливалась, переводила дух, переставляла ведро, смахивала таракана с перил лестницы и продолжала: — Креветки в горчичном соусе дымились на банановых листьях. Стол ломился от деликатесов. И для нас это не было роскошью. По будням мы ели козлятину дважды в неделю. В саду у нас имелся пруд, полный рыбы.
К этому времени Бури-Ma уже видела свет, падавший с крыши в лестничный проем. В восемь часов утра солнце поднималось уже высоко и нагревало самые нижние цементные ступени под ее ногами. Здание было очень старым, с бочками для воды, окнами без стекол и примыкающей к нему кирпичной уборной.
— Наши финики и гуавы снимал с деревьев специальный сборщик фруктов. Садовник подстригал гибискус. Да, вот то-то была жизнь!.. А здесь я ем из котелка. — В этом месте повествования уши Бури-Ма начинали гореть, а в колено вгрызалась боль. — Я говорила, что перешла границу только с двумя браслетами на руке? А ведь когда-то мои ноги ступали лишь по мрамору. Хочешь верь, хочешь не верь, а такая роскошь вам и не снилась.
Никто точно не знал, была ли в россказнях Бури-Ма хоть доля правды. Начать с того, что каждый день размеры ее бывших владений увеличивались вдвое, также как и содержимое гардероба и сундуков. Никто не сомневался в том, что она беженка, — об этом красноречиво свидетельствовал бенгальский акцент. И все же жильцы многоквартирного дома не могли увязать болтовню Бури-Ma о прежнем богатстве с более правдоподобной историей о том, как она с тысячами других людей пересекла восточно-бенгальскую границу в кузове грузовика между мешками с пенькой. При этом в иные дни она утверждала, что приехала в Калькутту в телеге, запряженной волами.
— Так все-таки в грузовике или в телеге? — иногда поддразнивали ее дети, игравшие в переулке в полицейских и воров.
На это Бури-Ma отвечала, тряся свободным концом сари, чтобы зазвенели ключи от сундуков:
— Какая разница? Одна холера! Хочешь верь, хочешь не верь, а я хлебнула такого горя, что вам и не снилось.
В общем, Бури-Ma здорово привирала. Противоречила сама себе. Немало прибавляла для красного словца. Но тирады ее представлялись столь убедительными, а переживания столь неподдельными, что отмахнуться от нее не хватало духу.
Возможно ли, чтобы бывшая землевладелица стала уборщицей? Эта мысль неизменно занимала господина Далаля с третьего этажа, когда он проходил мимо Бури-Ma по дороге в офис и из офиса, где служил счетоводом у оптового торговца, продающего резиновые
Увы, скорее всего, она сочиняет небылицы, оплакивая потерю семьи, — дружно решило большинство живущих в доме женщин.
А старый господин Чаттерджи приговаривал: «Жизнь жестоко обошлась с Бури-Ma, но она жертва коренных перемен». Он не выходил со своего балкона и не открывал газет со времени обретения Индией независимости, но, несмотря на это, а может быть, и благодаря этому его мнение весьма уважали.
И в конце концов жильцы рассудили, что, видимо, Бури-Ma когда-то работала на Востоке прислугой у зажиточного заминдара и потому приукрашивала свое прошлое со знанием дела. Громогласные фантазии самозванки никому не мешали. Все соглашались, что это увлекательнейшее представление. В качестве платы за место под почтовыми ящиками она содержала извилистую лестницу в безукоризненной чистоте. В основном жильцам нравилась Бури-Ma, которая каждую ночь спала у входа с раздвижными решетками, охраняя спокойствие обитателей дома.
Воровать в доме было нечего. Телефон имелся только на втором этаже у вдовой госпожи Мисры. И все же жильцы были благодарны Бури-Ma за то, что она следит за порядком в переулке, отсеивает разносчиков, продающих расчески и головные платки, может мгновенно вызвать рикшу, а также обратить своей метлой в бегство подозрительных типов, которые сворачивают в переулок, чтобы плюнуть, помочиться или еще как-нибудь напакостить.
Короче говоря, с годами Бури-Ма взяла на себя обязанности дурвана, то есть привратника. Хотя это считалось неженской работой, она ревностно исполняла данную роль и стояла на часах с не меньшим усердием, чем швейцары на Нижней Кольцевой дороге, или в Джодхпур-парк, или в любом другом богатом районе.
На крыше Бури-Ma развесила одеяла на бельевой веревке, натянутой по диагонали с одного угла парапета до другого. Они загородили вид на телевизионные антенны, рекламные щиты и своды моста Ховра вдалеке. Бури-Ма обозрела горизонт со всех четырех сторон. Потом повернула кран в основании бака с водой, вымыла лицо, ополоснула ноги, потерла двумя пальцами зубы. После этого начала тщательно выбивать одеяла метлой. Время от времени она останавливалась и, прищурившись, разглядывала цемент крыши, надеясь обнаружить виновников своей бессонницы. Это занятие так ее поглотило, что она не сразу заметила госпожу Далаль с третьего этажа, которая пришла выставить поднос с солеными лимонными корками сушиться на солнце.
— Какие-то твари, живущие в этих одеялах, не дают мне спать по ночам, — сообщила Бури-Ма. — Вы кого-нибудь видите?
Госпожа Далаль весьма благоволила Бури-Ма; иногда она приносила ей имбирную пасту, чтобы добавлять в рагу.
— Я ничего не вижу, — через некоторое время сказала госпожа Далаль. У нее были прозрачные веки и очень тонкие пальцы ног, все в кольцах.
— Значит, у них есть крылья, — заключила Бури-Ма. Она стучала метлой по ткани и изучала облака пыли. — Разлетаются, паршивцы, пока я их не раздавила. Только посмотрите на мою спину! На ней, наверно, живого места нет от укусов.